Блеск и нищета шпионажа
Шрифт:
«Я делала то, что в то время казалось совершенно ясным и нормальным, — напишет она потом, — для меня ОГПУ была организацией, созданной Лениным для защиты революции от ее политических противников».
Молодая чекистка сошлась с чекистом-сербом и родила от него ребенка (регистрировать браки тогда считалось буржуазным излишеством), однако в 1937-м супруга арестовали, и он просидел много лет в лагерях.
Володя Пролетарский в 1938 году вернулся из командировки в Китай, где служил в нашем консульстве. Самым ярким воспоминанием стала для него ликвидация одного китайского губернатора,
Петров влюбился в Дусю по уши, буквально преследовал ее, нежно заботился о ней после смерти от менингита ее дочки и в 1940 году добился ее руки.
В 1942 году чекистская чета была направлена на работу в наше посольство в Стокгольме. После глубоких раздумий начальство порешило сменить фамилию Пролетарский (кто знает, как прореагировали бы на это обуржуазившиеся шведы?) на вполне нейтральную Петров. Пытались добраться до шведской столицы через Архангельск с использованием британских конвоев, но это не удалось, и пришлось ехать до места назначения через весь мир, используя воздушный и водный транспорт: Тегеран, Каир, Дурбан (в Красном море их торпедировала немецкая подлодка), затем на самолете до Лондона, а оттуда через Абердин снова на самолете — в Стокгольм.
В шведской столице Петров занимался шифрованием и исполнял функции блюстителя умов и нравов советской колонии, в том числе и разрабатывал почетно высланную в Стокгольм посла Александру Коллонтай, которая вышла из доверия Сталина.
Дуся сначала работала секретарем в резидентуре, а затем была выпущена на оперативный простор и чуть не завербовала шведку в местном МИДе.
Четыре года в Швеции прошли у супругов счастливо, все прелести буржуазного бытия не поколебали их веры в революцию, поднявшую их из низов на вершины жизни, они благополучно вернулись в Москву и в 1951 году были направлены в Австралию.
В нашем посольстве в Канберре Петров возглавлял ВОКС (до недавнего времени — Союз обществ дружбы), по основной линии по-прежнему обслуживал советскую колонию (традиционно охватывая и посла), занимался проникновением в антисоветские и националистические организации, а также имел задание создать в стране сеть нелегалов. В 1952 году его сделали исполняющим обязанности резидента, то бишь шефа резидентуры, правда, в резидентуре, кроме него с женой, больше никого не было.
Дуся получила должность секретарши посла и место бухгалтера посольства (можно представить, как это воспринял сам посол!).
Супруги и не помышляли об измене Родине, беда заключалась в том, что они попали в водоворот интриг и подсидок внутри посольства, сами стали активными участниками внут-рипосольской борьбы, отголоски которой докатывались до всесильного Центра.
Уже через несколько месяцев после прибытия Петров получил оттуда шифровку: «Согласно нашей информации, у товарища Петровой иногда проявляется отсутствие такта в отношении сослуживцев, включая посла, что не может не сказываться отрицательно
Эпицентр конфликта таился, как это слишком часто бывает, в отношении к моде двух первых дам совколонии. «По-слица», по словам уже обкатавшейся в Стокгольме Дуси, одевалась хуже, чем жена дворника, даже в дикую жару носила комбинацию, дабы выглядеть потолще (муж обожал полных женщин), за девять лет пребывания в Канберре купила лишь одну пару нейлоновых чулок, считая, что они стоят слишком дорого, и постоянно штопала свои простые.
Дуся (по ее словам) одевалась со вкусом и вызывала восторги даже аборигенов, это выводило из себя «послицу», которой постоянно казалось, что ее муж положил глаз на свою секретаршу.
Однако она ошибалась: посол насторожился сразу же после того, как его новый бухгалтер предложила в соответствии с законными правилами ежемесячно оплачивать стоимость арендованной для дома государственной мебели. Пришлось подчиниться, но зерно конфликта было посеяно.
Удар по Дусе нанесли с совершенно неожиданной стороны: под стекло на своем письменном столе рядом с портретом великого Сталина она засунула фото голливудской кинозвезды и фото пса, игравшего на пианино. Это выглядело явным криминалом, вопрос был поднят на партийном собрании и расценен как насмешка над «вождем народов». Пришлось писать объяснение в ЦК и доказывать, что все это — чистая случайность.
А тут еще сам Петров завел пса Джека, и тут же все сотрудники «застучали» в Москву о том, что собака целыми днями носится по святым коридорам посольства.
Петровы надеялись, что страсти утихнут, когда посол и «послипа» (в серебристой чернобурке, наброшенной на плащ) отбыли в СССР, однако новый посол начал с того, что объявил резиденту: «Владимир Михайлович, Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза принял решение, чтобы вы не приводили вашу собаку на территорию посольства».
В марте 1953 года почил Иосиф Виссарионович, затем арестовали Берия и тут новая напасть: мидовцы донесли в Москву, что резидент с женой образовали в посольстве пробериевскую фракцию! Обвинение по тем временам нешуточное, узнав об этих сигналах, Петровы не могли не думать о санкциях против них по возвращении в Москву.
Владимир Петров вел разработку доктора-поляка, постоянно проживавшего в Канберре, который был подставлен ему австралийской контрразведкой. Они часто встречались, считались друзьями, и Петров порой жаловался поляку на интриги в посольстве.
Неожиданно Петрова поразила болезнь глаз, потребовалась операция, с помощью друга-поляка он попал к доктору, тоже связанному со спецслужбами. В беседах с австралийскими друзьями часто возникала тема: а почему бы не остаться в Канберре навсегда? Вряд ли в другом месте так эффективно делают операции на глаза.
Петров уже давно внутренне созрел, но Евдокия, которую новый посол уже успел уволить с места секретарши (предлогом явился инцидент, когда Дуся бросила в новую «посли-цу» кусок пирога), и думать не хотела о политическом убежище: в Москве остались мать и сестра, их ожидали бы репрессии.