Блеск презренного металла
Шрифт:
— Ольга Юрьевна! — с тихим упреком произнес Старостин. — Я просто учитель. Вы же знаете! А кроме того, вы уже могли убедиться в моем принципиальном неприятии такого явления, как сектантство. Поэтому ваши странные намеки о мессианизме, о какой-то неведомой стране вызывают у меня, мягко говоря, недоумение…
— Чем же вы в таком случае здесь занимаетесь? — спросила я. — Что за община такая вдали от людских глаз?
Андрей Петрович улыбнулся краем губ. Улыбка вышла у него совсем невеселой — я бы сказала, серьезная это была улыбка.
— С удовольствием расскажу вам об этом, — пообещал он. — Но
Меня не слишком тянуло в этот странный дом с решетками на окнах, да и аппетита у меня не было совершенно, но предложение Старостина по тону больше напоминало приказ, а весомость приказа усиливалась присутствием Микки, Разгуляя и мрачного субъекта с двустволкой под мышкой.
Но, похоже, и этого показалось мало Андрею Петровичу, потому что в подкрепление своих слов он взял меня под руку своей мощной ладонью и без затей направил меня к дверям двухэтажного строения, в котором, как я теперь заметила, даже стекла в окнах присутствовали только на втором этаже.
Почти втолкнув меня в темный, пахнущий мышами коридорчик, Андрей Петрович вдруг попросил меня минуточку подождать и вернулся во двор, сославшись на то, что забыл отдать распоряжения «ребятам». Насколько я поняла, он вовсе не опасался того, что я могу сбежать — в данных условиях это было попросту невозможно, — но мне показалось, что Старостина совершенно не устраивает мое присутствие во дворе. Этому могло быть только одно объяснение — я могла увидеть что-то такое, чего видеть никак не имела права.
Что это могло быть? Я опять подумала про тихое призрачное пение, которое то ли мне примерещилось, то ли действительно звучало где-то поблизости. Я вспомнила Аглаю и ее бесхитростные слова насчет ежедневного очищения и пения мантр. Не так уж часто мне приходилось в своей жизни слышать исполнение мантр, поэтому я даже не знала, похожа ли на них моя слуховая галлюцинация. Приблизившись к раскрытой двери, я попыталась повнимательнее прислушаться к звукам на улице, но, как ни старалась, уловить прежнего заунывного неразборчивого мотива так и не смогла. Может быть, мне это только померещилось?
Старостин тем временем внушал что-то обоим своим долговязым помощникам. Несмотря на их не слишком малый рост, он все равно возвышался над ними на полголовы. В детстве мне внушали, что если я не буду хорошо кушать, то не вырасту. Андрей Петрович, видимо, кушал в детстве просто замечательно. Возможно, он съедал даже чью-то порцию еще. Теперь я не сомневалась, что он вполне на это способен.
А ведь подумать только — на какой-то миг, пусть краткий, но я была этим человеком очарована! Все-таки мы, женщины, непростительно доверчивы, а внешность и уверенные манеры так легко вводят нас в заблуждение!
Старостин закончил наставлять своих подручных и не торопясь, вразвалочку зашагал к дому. Парень с заячьей губой оглянулся — в какой-то момент его неприязненный взгляд буквально ожег меня — с остервенением свистнул, подзывая собак, и направился к открытым воротам. Второй его приятель, шаркая ногами, потащился к приземистому зданию напротив и с видом полнейшего равнодушия уселся у порога.
— Вы не соскучились? — спросил Старостин, входя в коридор. — Что поделаешь — хозяйство!
— Как вам вообще пришла в голову идея поселиться в этом медвежьем углу? — поинтересовалась я. — Наверное, это влетело вам в копеечку?
— Вовсе нет, — ответил Старостин. — Я не покупал эти развалины. Они никому не нужны. А оформить грошовую аренду при нынешней коррупции не составило никакого труда. Все равно расходы окупились сторицей.
— Неужели? — удивилась я. — Торгуете картофелем, яблоками из своего сада? Или поставляете лягушек в парижские рестораны?
— Не каждую выгоду можно измерить деньгами, Ольга Юрьевна! — назидательно промолвил Андрей Петрович.
— Ах да! У вас же община! — воскликнула я. — Вы ищете путь во тьме, а на это, конечно, никаких денег не жалко!
— Вы прячетесь за маской иронии, Ольга Юрьевна! — неодобрительно заметил Старостин. — А ведь ирония — это не что иное, как способ спрятаться от проблем, не так ли?
— Вы совершенно правы, — серьезно ответила я. — Наверное, вместо этого мне следовало бы смело и открыто поинтересоваться у вас, когда вы успели завести дружбу с теми самыми хулиганами, от которых спасали меня, прогуливаясь по вечернему Тарасову? Наверное, следуя примеру Макаренко, вы взяли их к себе на воспитание?
Наша беседа проходила на темной скрипучей лестнице, ведущей на второй этаж дома. Андрей Петрович поднимался следом за мной, и поэтому я не могла видеть его лица. Только когда мы очутились в узком и душном коридоре наверху, я заметила, что мой спутник хмур, но спокоен.
— Сюда, пожалуйста! — проговорил он, указывая на глухую дубовую дверь, окованную железными полосами. — А что касается вашего последнего замечания, Ольга Юрьевна, то должен заметить, что воспринимаю его лишь как неудачную попытку пошутить. Люди, которых вы здесь видели, не имеют абсолютно никакого отношения к тем мерзавцам, что напали на вас в Тарасове. Наверное, вас сбила с толку заячья губа. Люди, страдающие этим изъяном, зачастую кажутся похожими друг на друга.
— Очень верное замечание, — согласилась я. — Ваша рассудительность и жизненный опыт просто подавляют…
— Мне хотелось бы рассчитывать на взаимопонимание, — возразил Андрей Петрович, входя следом за мной в небольшую, с низким потолком комнату. — Ни о каком подавлении и речи идти не может. Это не в моем характере. Я всегда стараюсь найти общий язык с каждым… А вот это моя келья! В таких мы тут живем. Скромно, но достойно.
В данном случае слово «келья» было уместно как никогда. Помещение действительно являлось кельей, и в незапамятные времена здесь действительно кто-то достойно и скромно жил. В том, что Андрей Петрович является продолжателем этих традиций, я очень сильно сомневалась. Хотя бы по той простой причине, что кровать, стоявшая в комнате, была рассчитана на человека гораздо меньшего роста, чем Старостин. Он на самом деле мог быть неприхотливым человеком, но при своих габаритах спать на подобной койке просто не смог бы физически. Он опять мне врал — это была не его келья.