Блестящий шанс
Шрифт:
– Спасибо за помощь. Ты где служил?
– Мне повезло. Я служил на территории Штатов. В основном все время провел в Калифорнии. Там познакомился с Руфью и привез её сюда на ферму. Ей тут не очень понравилось - поначалу.
Ему "повезло"... Интересно, какими глазами он смотрел бы сейчас на эту ферму и на Бингстон, если бы ему действительно посчастливилось попасть в Европу. Он двинулся к дому, а я спросил:
– А ты не был знаком с Робертом Томасом, о котором я сегодня прочитал в газете?
– Мы с Обжорой были добрыми приятелями. Ну что он
– Да в газете пишут, его убили в Нью-Йорке.
– Обжору укокошили? Мы уже несколько дней не были в городе и я не видел газет и по радио ничего не передавали. Обычно в нашей газете читать нечего, но это...
– А я думал, ты в курсе. Ты же сказал, что вы с ним были приятели.
– Ну да, в детстве. Да я Обжору уж не видел... лет десять! После того, как я однажды его взгрел, он уже нам не досаждал.
– В газете написали, он был большим хулиганом, - заметил я и остановился разжечь свою трубку - на самом же деле я тянул время, чтобы подольше не возвращаться в дом.
– Ну, он был не такой уж плохой. Белый парень вроде Обжоры - да у него же ничего не было за душой, вот ему и доставляло удовольствие задирать цветных ребят. Я его частенько встречал в лесу, вечно он шатался без дела, иногда даже у нас яйца крал. Он же голодал! Однажды когда я заметил, как он ворует наши персики, - он обозвал меня. А я был не по годам здоровый, ну, и врезал ему, а он начал реветь и просить пощады. Никогда не забуду, как он канючил. Я ему тогда сказал, что, ради Бога, пускай рвет наши персики, да только не обзывается. С тех пор он стал наведываться к нам, и я ему выносил горячей еды. У него всегда были при себе сигареты. Мы выходили в поле, садились там и начинали дымить да травить разные байки. Ну а когда он подрос, мы с ним мало виделись. Так говоришь, его убили? Ну надо же!
– А что, кто-то в Бингстоне мог иметь на него зуб?
– Неа. Кто ж его тут помнит...
Раскрылась задняя дверь, и мы оказались в снопе света.
– Гарри, ну что ты там стоишь на холоде?
– позвала тетя Роза.
– Я ужин разогрела.
Мы вошли в огромную кухню и мне в глаза сразу бросился древний водяной насос рядом с раковиной, старомодный круглый стол и исполинская угольная печка. Кофе закипал, яйца скворчали на сковородке, а Руфь резала здоровенный батон кукурузного хлеба. У меня было ощущение, что это семейство впервые за многие годы разбудили посреди ночи и для них это было целым событием.
– Мистер Джонс прочитал, что Обжора Томас гигнулся. Он говорит, в нашей газете написано.
Френсис укоризненно взглянула на меня, а дядя Джим сказал:
– Ну, теперь-то, наверное, все успокоятся. У нас всегда говорили, что добром он не кончит. Что, машина сбила?
– Его убили, папа. В Чикаго.
– В газете написано - в Нью-Йорке, - поправил я.
Руфь, хлопоча у стола, заметила:
– Если бы у нас тут было электричество, мы бы могли смотреть телевизор и быть в курсе всех новостей. А то сидим как в лесу!
– Джим обещал к осени этим заняться, - подала голос тятя Роза. Давайте-ка садитесь и хватит болтать.
Стол
Мы уехали от них час спустя. Френсис сидела за рулем старенького "шевроле" с продранной обивкой и запахом цыплячьего помета в салоне. Я сказал им, что появлюсь через день-два, чтобы забрать "ягуар", и мы все обменялись такими сердечными рукопожатиями, точно провели бурное многочасовое застолье.
– Я приду за тобой завтра в обед и отвезу к Тиму, - сказала Френсис. Он расскажет все, что тебя интересует о Мэй Расселл и Обжоре Томасе. Он брат Мэй.
– Так, значит, он белый.
– Конечно.
– А я-то думал, мы идем к твоему приятелю.
– Тим мой приятель.
Я помотал головой.
– Я-то решил, что ты сторонишься белых как чумы.
– Ерунда. Есть много хороших белых. Беда в том, что плохие белые просто отвратны!
– Мне придется ему объяснить, почему я задаю так много вопросов. Стоит, наверное, сказать, что я репортер и пишу статью об убийстве Томаса... Нет, слишком рано ещё для статьи. Может, мне не выходить из роли музыканта? Мол, я сочиняю музыкальное сопровождение и пытаюсь нащупать верную интонацию для этого телешоу, вот я и...
– Не бери в голову, тебе ничего не надо ему объяснять. Я же говорю: Тим свой парень.
Она проговорила эти слова довольно резко, а я не понял, что значит "свой парень" и не стал уточнять. Добравшись до дома Дэвисов, мы увидели свет наверху. Френсис недовольно буркнула:
– Можешь себе представить - мама меня все ещё ждет!
– Ну, покажи ей свою голову и скажи - пусть она удостоверится, что в волосах не застряла солома.
Френсис сердито вздохнула и сверкнула на меня глазами. А может быть, она просто перепугалась.
– Я не хотел показаться грубым, - поспешил я оправдаться.
– Это просто шутка, не очень удачная.
Она засмеялась, и её суровое лицо просветлело.
– Да нет, по-моему, как раз смешно. Не забудь о завтрашнем дне и спи подольше. Я заеду за тобой не раньше полудня.
– Отлично. Так сколько, ты говоришь, отсюда до Кентукки?
– Зависит от маршрута. По шоссе миль двадцать. А что?
– Можешь одолжить мне эту машину?
– Конечно. А зачем тебе в Кентукки?
– Я позвоню другу в Нью-Йорк, узнаю, что там происходит. Если его телефон прослушивается и мой звонок засекут - не хочу, чтобы они поняли, что я в Бингстоне.
– объяснил я и сразу понял, как все это глупо - любая географическая карта скажет полицейским, как далеко от границы Кентукки находится Бингстон.