БЛиН
Шрифт:
– Ты что ли новенькая?
Сурина:
День явно не удался, что, впрочем, и не удивительно. Не с моим везением. После тяжелой ночной смены я готова была яростно рвать на куски любого, кто по дурости или наглости своей решит встать у меня на пути, причем в буквальном смысле этого слова. Кто, ну кто, тухлую вам кровь на завтрак, умудрился подложить в палату к оборотням (кошачьим, между прочим!!!) корень валерианы? Да они там все мгновенно взбесились и перевозбудились! Ну и кого бросили на съедение этим «котикам»? Правильно, несчастную меня! А вся группа стояла в безопасности за толстым прозрачным
Не успела я кое-как утихомирить взбесившийся молодняк и возрадоваться, что благополучно ускользнула от перевозбужденных взрослых самцов, как оказалось, что на седьмом этаже этой жуткой больницы снова сцепились сильфы и феи. Ненавижу их! И тех и других! Мелкие, вертлявые, злобные, нахальные создания. Вот почему бы не запустить их скопом в один бокс побольше, пусть там свои отношения выясняют! Нет же, это не гуманно! Не больше пяти существ на палату! А потом крики начинаются, что палат на всех разумных существ не хватает! И это в нашем-то небоскребе! Да в нем этажей больше, чем мы можем себе представить! В общем, нас с Зикки, как самых крайних, отрядили туда, наводить порядок. Навели. Она активно чаровала своей эльфийской кровью, я раздраженно щерила клыки и тщетно пыталась укусить хоть одну мелкую вертлявую гадость. От меня предсказуемо шарахались, к Зикки так и липли; ор, гомон, летающие по воздуху наволочки и перья от подушек, комки земли из горшков с кактусами и вырванные у меня этими бандюганами несколько волосин. Развлечение, чтоб их Бездна навечно утянула!
Только присела отдохнуть, измученная и доведенная до ручки, в ординаторской, нацелилась выпить свежей крови из пробирки, как примчался ураганом Жур, негодующе сморщил свой длинный нос, недовольно фыркнул, с апломбом заявил, что надо питаться правильно, как он, например, одними овощами и соком из них, а не лакать всякую гадость, и только потом сообщил, что меня немедленно вызывает пред свои светлые очи «любимый» куратор. Р-р-р!!!
Из последних сил добралась до нужного кабинета на пятнадцатом этаже. Сортарин альт Новус, инкуб, чтоб его чары всемилостивые боги в Бездну забрали, зловредно ухмыльнулся, наконец-то увидев мою помятую и взъерошенную светлость, и сначала нудным голосом прочитал длиннющую нотацию о необходимости для каждой девушки прилично выглядеть в обществе и особенно на рабочем месте, и только потом соизволил сообщить, что лично мне и остальным интернам сказочно, просто невероятно повезло: к нам в группу, как оказалось, добавят новенькую, причем поселят ее ко мне в комнату, конечно же, не спрашивая меня. Ну и расу назвал. В конце. Чтобы уже наверняка добить несчастную измученную вампиршу.
– Человек, Сурина. Это человек. Обычный. Ты меня поняла?
Он что, издевается, да???
– Сорти! Где я и где люди! Я к ним на этажи давно уже и носа не показываю!
– Не обсуждается. Тебе давно пора забыть детские обиды и начать выстраивать отношения не только с себе подобными. Она скоро появится у тебя, нет, уже у вас
Чтоб его!
– Никаких, норн куратор.
Минут десять быстрой ходьбы по коридорам, и я у себя. Успокоиться не успокоилась, но хотя бы пропало желание мгновенно убивать на месте всех, кто случайно подвернется под руку. Распахиваю дверь, влетаю внутрь. И что я вижу? На кровати напротив моей лежанки развалилась огромная туша, пару-тройку тонн точно будет. Черные куцые волосёнки, какая-то рванина на теле, наглое выражение на оплывшем лице даже во сне. В общем, она мне заранее не нравится.
Подошла, разбудила:
– Ты что ли новенькая?
На меня с любопытством уставились маленькие, голубые, водянистые глазенки.
– Слушай, а где ты накладные клыки купила? Подскажешь точку? Почти как настоящие.
Несколько секунд до меня мучительно доходил смысл. Потом, не выдержав такого обращения, я зарычала. Интересно, если я ее прямо здесь выпью и заявлю, что это была самооборона, меня оправдают? Потом, на суде Глав?
– Еще и челюсть выдвигается? Вау! Классная вещица! Я себе тоже такую хочу! Можно потрогать?
Эта тупая дура довольно резво подскочила на кровати, чуть не сломав ее своей тонной веса, и совершенно бесцеремонно протянула свою грязную лапищу к моему рту. К моему!!! Рту!!! Глаза тут же заволокла густая красная пелена. Мозги напрочь отказались работать. Я ее сейчас!!! Я ее!!! И отец мне… Отец… Мысль отрезвила похуже ведра холодной колодезной воды. Увернувшись в последний момент от этой безмозглой деревни, я с огромным трудом сдержалась, чтобы ее не тяпнуть. Вместо этого высокомерно процедила:
– Одевайся. Покажу тебе больницу.
Инна:
Девчонка, оказавшаяся моей соседкой по комнате, мне однозначно не понравилась: наглая, самоуверенная и заносчивая выскочка, точь-в-точь как Ленка Петрова у нас в группе, мелкая худющая выскочка, мнившая себя чуть ли не королевой и первой красавицей города только из-за того, что ее отец возил нашего мэра. А вот те прибамбасы, что были у нее во рту, меня заинтересовали. Ну почти что настоящая упырица! Надо обязательно узнать, где продаются, и прикупить себе парочку. Вернусь домой – буду мелких пугать.
А вот потом я не поняла:
– В каком смысле «одевайся»? Я уже одета.
На меня посмотрели, как на вошь, непонятно как появившуюся в благородном жилище и нагло расположившуюся на дорогущем хозяйском платье.
– Это – не одежда. Это – тряпки.
Обычно я такое пренебрежительное отношение к себе не спускаю, но в этот раз решила пропустить гадость мимо ушей. Да и вдруг у них тут одеты не так, как я привыкла и на работу ходят исключительно в вечерни платьях и смокингах. Хотя судя по внешнему виду собеседницы, кто-то просто очень сильно обнаглел.
– Меня все устраивает: и джинсы, и кофта относительно новые и чистые.
Вот на себя посмотрела бы ради разнообразия. Нет, может, раньше, лет этак десять-пятнадцать назад, этот черный брючный костюм и был приличным. Но сейчас он «радовал глаз» исключительно пожеванностью и непонятными серыми пятнами с переливами. Или же это личный стиль задаваки?
Девчонка между тем хотела что-то сказать, не удивлюсь, если очередную гадость, но потом передумала и, бросив очередной презрительный взгляд, на этот раз на мои старенькие, хоть и крепкие кроссы, королевишной поплыла к выходу.