Блистательная Виктория
Шрифт:
Герцогиня Кентская ликовала в Кенсингтонском дворце.
– Теперь он не сможет причинить ей вреда, – сказала она Лезен. – Его власть сломлена.
–
– Я не забываю, как она дорога нам, баронесса. И никто из нас не должен забывать.
Поэтому она продолжала спать в комнате Виктории, и Виктория не должна была спускаться по лестнице одна. Но напряжение спало. Они могли свободней дышать в Кенсингтонском дворце, и герцогине Кентской пришлось внушать своей дочери настойчивей, чем прежде, что однажды она станет королевой Англии. И она не сомневалась в том, что этот день недалек.
Прекрасный июльский день больше походил на праздничный, чем на день траура. Ярко светило солнце, и казалось, что жители не только Виндзора, но окружающих деревень вышли, чтобы проводить в последний путь Георга IV.
Его похоронили в королевской усыпальнице с миниатюрой Марии Фитцерберт на сердце. И новый король едва мог сдержать свою радость, так счастлив
Добросердечная королева шептала ему, что он должен скрывать свое удовлетворение. Вряд ли уместно демонстрировать такую радость от смерти брата.
Уильям же был в недоумении. Он любил старину Георга. Но еще больше любил свою корону. Нужно объяснить это Аделаиде, когда они останутся одни.
Звонили колокола, гремели залпы салюта. Хотя не многие были опечалены смертью короля, все же это должны быть королевские похороны.
Больше того, это был конец эпохи.
Великая георгианская эра подошла к концу. Теперь наступила очередь Уильяма – Уильяма и Аделаиды, – а в Кенсингтонском дворце герцогиня Кентская обняла свою дочь и подвела ее к окну.
– Всю свою жизнь, – сказала она, – ты будешь помнить этот день.
Виктория плакала. Дядя король так нравился ей. Но она давно не видела его и уже понимала, что это значит.
Однажды – и, вероятно, довольно скоро – состоятся еще одни королевские похороны, и новый правитель взойдет на трон.
И тогда – Виктория.