Ближе, чем ты думаешь
Шрифт:
У него было потрясающее настроение — новая жизнь ждала его! Ослабление симптомов ясно говорило о том, что превращение почти подошло к концу, а значит, со дня на день следует ожидать невероятных результатов. Силы переполняли его и ему захотелось что-нибудь сделать для Жени. Заодно ему хотелось проверить, как он сейчас переживет выход на улицу.
Василий решил сходить в кофейню неподалеку и купить любимых Жениных пирожных к ее приходу. Солнце пряталось за облаками, но из подъезда он выходил настороженно прислушиваясь к своим ощущениям. Свет обжег глаза, но за темными очками жжение прекратилось полностью, а защищенная длинными рукавами кожа почти
— Миш?..
Парень оглянулся и посмотрел на Василия.
— Привет, Вас, — хрипло сказал он. Красные глаза выглядели воспаленными, в уголках запекся гной. Миша шмыгал носом и горбился. Василий обратил внимание, что руки у него сильно дрожат.
— Что с тобой, ты заболел? — поразился Вас, глядя на приятеля. Он ведь видел его меньше месяца назад и Мишка был совершенно здоров. Смеялся, двигал телефон по столу взглядом, рассказывал про волшебные превращения.
— Вроде того, — ответил Миша разглядывая знакомого. — А ты хорошо выглядишь. Не пошел тогда к Маю, да? — сказал он, понизив голос.
— Пошел, а… А, что? — ответил Вас и шагнул ближе, чтобы лучше слышать.
Миша вдруг схватил его за локоть и зашептал ему в лицо. От него исходил резкий неприятный запах больного человека:
— Бросай это скорее. Это яд, ужасная дрянь! Май врал нам!
— Погоди, постой, как врал? Ты ведь… У тебя ведь все получилось?
Миша выпустил его локоть.
— Пойдем сядем вон на скамейку. Тяжело долго стоять.
Он заковылял к пустующей сейчас детской площадке. Вас пошел следом, голова у него шла кругом от вопросов.
— Что значит яд? И что с тобой случилось? — спросил он, когда Миша медленно уселся на скамейку. Смотреть на его скованные старческие движения было больно и страшно — он ведь был ровесником Васа.
— Я принимал зелье, которое Май продал и через три недели во мне действительно что-то изменилось. Перед этим побаливала, конечно, голова несколько дней, но в целом почти ничего не происходило, я даже подумал что Май меня надул. Но потом мне приснился сон, в нем, предметы летали вокруг меня, я мог одной мыслью поднять все что угодно. Знаешь, как это во сне бывает, ты точно знаешь как что-то делается, а просыпаешься и ничего не выходит. Утром я, ради шутки, попробовал придвинуть к постели стул. И у меня получилось! Тогда я и рассказал тебе, я был уверен, что теперь жизнь моя изменится, новые таланты будут открываться каждый день… Какое-то время талант развивался: я поднимал вещи все больше и тяжелее. Научился двигать облака, создавать и дождь, и ветер, надеялся однажды попробовать создать смерч. А через неделю процесс пошел обратно. Я проснулся с температурой, все кости болели. Мне становилось все хуже, я не мог уже пошевелить ни рукой ни ногой. От остатков зелья мне делалось только хуже. Мама настояла на больнице, где у меня нашли чертову кучу болячек, Вас. Мое тело разваливались. Пока я валялся в больнице я узнал кое-что про Мая, и как он достал свое зелье.
— Как? — выдохнул Вас.
— А ты не задумывался кто он такой? Он ведь не целитель. Я тоже не задал себе этого вопроса, так он убедительно щебетал, расписывая быструю и легкую
Вас похолодел, чувствуя себя очень не в своей тарелке. Женя была права, права, права! Почему он не слушал ее?!
— Этого для меня оказалось достаточно. Меня выписали из больницы с инвалидностью. Ни о какой магии и речи быть не может, все мои талантики исчезли так же быстро, как и здоровье, после одного флакона этой дряни. Но, может у тебя еще все лучше, может ты немного принял? Сколько ты выпил?
— Три флакона, — глухо ответил Вас, стараясь не смотреть на Мишино лицо.
Миша молчал почти минуту, потом положил сухую руку на плечо Васа и сжал.
— Может, все обойдется, — сказал он, но никакой надежды в его голосе не было.
Вас молчал. Что же он натворил? Он уже был инвалидом. Болезнь усилится и он повиснет на шее Жени? Эта мысль была невыносима. Лучше уж умереть, чем видеть на ее лице разочарование, чем обрекать ее на такое!
— Я читал, для этого зелья делали и антидот. Это слух, но… Вдруг Май что-то знает? Только его уже нет в том офисе, свинтил…
— У меня есть его телефон, — сказал Вас. Отчаяние подпитало решимость, — я найду его и все вызнаю про проклятое зелье! Пускай хоть наизнанку вывернется, но найдет противоядие! И для тебя тоже.
Миша криво усмехнулся. Десны у него кровоточили.
— Со мной уже все кончено. Да и у тебя не так много времени.
Вас кивнул и вскочил, отыскивая телефон и набирая номер. Только бы он не был поддельным!
— Алло? — после трех гудков ответил незнакомый голос.
— Можно мне поговорить с Маем?
— А кто это?
Вас задумался, подбирая слова.
— Меня зовут Василия, я один из его клиентов, хочу кое-что купить. Не могли бы вы сказать где его можно найти?
— Да, конечно, приезжайте. Он скоро будет, — ему продиктовали адрес и Вас положил трубку.
— Я поеду туда и все узнаю.
Миша кивнул. Он выглядел утомленным.
— Осторожно там. Май отнюдь не простак.
— И я тоже, — ответил Вас и смутился, ведь купился же он на уверения Мая, — Не в этот раз! — добавил он.
***
Прощебетал дверной звонок и Боря, кормивший Сашу жидкой смесью, вздрогнул, едва не ткнув Мотылька соломинкой в глаз. Он поставил стакан на пол и выпрямился, вопросительно посмотрев на Артура, сгорбившегося за компьютером.
— Открой, — велел он, не поднимая глаз.
— Это не Май, да? Мы ведь ему не звонили.
Артур поднял на него глаза и зло нахмурился.
— Иду-иду, — пробурчал Боря и пошел открывать дверь.
На пороге стоял невысокий крепкий парень с глубоко посаженными темными глазами. Шея у него была увешаны шнурками с амулетами, на запястьях звенели грозди браслетов. Он едва глянул на Борю и прошел внутрь квартиры.
Они с Артуром пожали руки.
— Быстро доехал, Глеб.
— Здорово устроился, Артур, — одобрительно сказал Глеб, глядя на компьютер и Мотылька за ним: Боря не задернул занавеску. — Удачно. Весь город за этой штукой охотится, знал? Прошел даже слушок, что кто-то метнул в носителя крепким проклятьем. У нас осталось совсем мало времени, чтобы быстро отыскать носителя, пока он кони не отбросил.