Близится буря
Шрифт:
— Иди отсюда, — сказал второй, лысый, с круглой бородкой и с золотой серьгой в ухе. — Стрельнешь кого — уже с утра висеть будешь у рынка. Не дури. Вести себя надо уметь.
Пьяный посмотрел на них, явно пытаясь сфокусировать взгляд. Кровь текла из носа, смешиваясь с соплями и слюной, и капала на клетчатую серую рубашку. Потом все же смысл сказанного до пьяного дошел. Он выругался, махнул рукой и пошел в сторону порта, раскачиваясь, как трава на ветру. А вышибалы, явно к такому привычные, повернулись и зашли обратно в кабак.
— Видишь, как тут все просто. А мог бы и попытаться стрельнуть. И тогда вышибале
— А важные по этим помойкам ходят? — усомнился я.
— Нет, — усмехнулся Петр. — Поэтому им ничто и не грозит. Всему в этой жизни свое место.
Это верно. А это место выглядело довольно опасным. Просто потому, что сразу много оружия и много алкоголя. Да и не одни морячки здесь гуляли, это видно сразу, стоит только приглядеться. Иные больше Фому с товарищами напоминали — и взглядом, и повадками, и манерой одеваться. Недаром город Вольный, что на острове Овечьем, почитается за бандитское убежище. Границ в этом мире нет: если не поймали на горячем там, где ты пакостишь, — ничто не мешает тебе сюда с попутной шхуной приехать и прогуливать добычу.
Где искать Кривой тупик, никто из нас понятия не имел. Хуже того — не слишком хорошо ориентировались в этом и местные. Подсказал дорогу какой-то совсем пьяный мужик, услышавший наш разговор с бордельным привратником. Испросив у нас мелочи на пиво, он махнул рукой вдаль по улице, сказав, пахнув перегаром так, что чуть с ног не сбил:
— По улице вот так идешь — увидишь рюмочную «Окунь», так? И вот за ней прямо вот так прямо идешь. — Он мазнул рукой вправо.
— Направо, в смысле? — уточнил Байкин.
— Я сказал — от так прямо, — повторил жест пьяный. — Куда показал, видишь? И вот так иди.
— И дальше чего? — поторопил я его. — Давай дальше, не зависай.
— Так идешь, идешь, а это он и есть, Кривой тупик ваш, значит.
— Ага, — кивнул я и уточнил, махнув рукой: — Вот так прямо, да?
— Точно, туда и прямо, — подтвердил пьяный.
Мы пошли дальше, внимательно глядя по сторонам и под ноги, чтобы в конский навоз не вступить, которого тут никто не убирал, похоже. А лошадей при этом хватает, у всех кабаков по коновязи, и те не пустуют.
— А в Кривом тупике что ищем? — уточнил Байкин.
— Дом за зеленым забором — говорят, что он там один такой.
— Посмотрим, один ли.
Веселье вокруг разгоралось все пуще, из-под всех навесов слышались крики пьющих, пиликанье скрипок, бренчанье гитар, где-то топали каблуки в танце. Из открытых окон борделя, защищенных от нескромных взглядов тростниковыми жалюзи, доносились стоны и вздохи жриц любви, старательно, но не очень талантливо изображающих страсть.
Кривой тупик и вправду был кривым. Состоял он из десятка домов, которые прижимались друг к другу явно без всякого участия архитектора. В домах было два кабака, бордель, на крыльце которого сидел целый выводок негритянок, явно обсуждавших прохожих и над всеми хихикавших, ломбард с зарешеченными окнами, маленькая гостиница и пяток просто жилых домов, с крошечными двориками, при этом укрывшимися за высокими заборами. Зеленый забор был почти напротив бара «Акульи зубы», над дверью которого висела невероятного размера зубастая челюсть.
— Это чья, интересно? — спросил я.
— Как
Я сделал себе выговор за дурацкие вопросы. Опять попался на детской наивности: тут ведь такое с младенчества знать должны.
— Вот сюда и зайдем, — пришел я к выводу. — Тут и сесть можно, и дом видно хорошо. Поглядим, что там к чему.
— Надо бы и с другой стороны глянуть, — сказал Байкин.
— Не сейчас. Сначала прикинуть надо, как туда зайти так, чтобы ничьего внимания не привлечь. А ну как хозяин даже не дома, а вот здесь, в «Акульих зубах» сидит и сидр сейчас пьет? И увидит, как мы вокруг его дома шляемся.
— Ну, в проулочек у его забора и помочиться зайти можно, — усмехнулся Петр.
— Тут уборная на задах, зачем туда ходить?
— Верно.
Деревянные ступени гулко отозвались у нас под сапогами, скрипнули низкие распашные двери, когда мы то ли в зал вошли, то ли на террасу поднялись. Бар был устроен нехитро — навес на столбах, задняя стена глухая, из досок, а с боков она поднималась только по грудь стоящему человеку и увенчивалась широкой лежащей доской, игравшей роль стола. Возле нее стоял тесный ряд высоких табуретов, таких же, как и у длинной стойки. А свободное пространство между стойками было занято грубо сколоченными столами.
Бар забит не был, заполнен на треть, не больше. Похоже, основная масса посетителей оседает в тех заведениях, что ближе к порту, а сюда доходят только те, кому не лень идти. И, кстати, место выглядело довольно чистым, вроде из приличных. Совсем пьяных не видно, одеты все больше чисто, никто не орет и не бесится пока, а так, сидят люди, разговаривают, разве что компания за дальним от входа столом смеется постоянно. Но тоже в рамках приличий.
Весьма удивило само слово «бар»: я пока его еще не встречал. Понятно, что оно осталось от былых времен и забыться не могло, но пока я больше сталкивался с кабаками и трактирами и уже привык к такой архаике. А тут на тебе — бар.
Персонал бара был в стандартном наборе: бармен — худой, жилистый, высокий, с револьвером в кобуре, да и выглядел он скорее как «ганфайтер» с Дикого Запада, а не как бармен, и вышибала — крупный, заросший дурным мясом красномордый мужик с неопрятной бородой, вооруженный дубинкой и, естественно, большим револьвером.
— Что будете? — без всяких вступлений спросил бармен, когда мы подошли к стойке.
— Сидр, — сразу сказал Байкин.
— Красное пиво.
Бармен кивнул, быстро наполнил две высокие стеклянные кружки из бочонков, выставил перед нами, взял у меня из руки монеты, кивнув при этом. Мы отошли к «внешней стойке», разместившись на высоких табуретах. Подняли кружки, чокнулись, Байкин сказал:
— Ну, за то, что дошли без приключений с божьей помощью.
— Да, дошли.
Пиво было прохладным, душистым и даже очень хорошим. Просто неожиданно, я как-то от этих краев подсознательно ожидал в пиве сивухи и прочих неприятных вещей, а оно вот как, оказывается.
— А хорошее пиво, кстати, — сказал я, щелкнув ногтем по краю кружки.
— На бочонке клеймо в виде двух быков. — Мне это ничего не сказало, но Байкин все же мысль завершил: — На Два Быка мы в свое время часто ходили, как раз за этим самым пивом.