Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи. Горький, Вертинский, Миронов и другие
Шрифт:
Возглавить Вооруженные силы попросили отца. Первым делом он спросил совет владыки. И, получив благословение, вступил в командование. Хотя знал, что ничего уже сделать нельзя.
Приняв командование Добровольческой армией, в своем первом приказе он написал: «Мы сражаемся за правое дело, а правым владеет Бог!». Главное, на чем сосредоточил свои силы отец, — было спасение Белой армии.
Пока Крым еще держался, отец обратился к союзникам: «Мы потеряли массу людей, вместе с вами борясь с большевиками. Помогите нам спасти остатки Белой армии, которая пропадет, если ее не вывезти».
Союзники согласились
Ненадолго мы перебрались в Новороссийск. На пароходе. Стояла зима, пароход был весь ледяной. Помню, меня несли, закутанную в одеяло. Дул норд-ост.
Одно время мы жили в станице Константиновской. Мой брат, который на три года старше меня (мне тогда было 4 года, а ему — 7), играл с деревенскими мальчишками. Они набили какую-то трубу порохом, гвоздями и играли в войну. Подвели веревку, зажгли, и труба взорвалась. А я и моя сестра были сестрами милосердия, лечили раненых.
Ну а потом мы покинули Россию. Всю белую армию высадили на турецкий полуостров Галлиполи, который тут же прозвали «Голое поле». Там действительно не было ровным счетом ничего. Только палатки, заменившие людям дома.
Во главе разбитых по полкам солдат отец поставил генерала Кутепова.
(Александр КУТЕПОВ (1882–1930) — в 1924 году по приглашению Великого князя Николая Николаевича перебрался в Париж, где занялся организацией подрывной деятельности против СССР, финансируя теракты против советских учреждений. Работал Кутепов, судя по прогремевшему в 1927 году на Лубянке взрыву, весьма успешно. А вот попытки советских спецслужб разобраться с обидчиком ни к чему не приводили — генерала слишком хорошо охраняли. Однако демократ Кутепов требовал, чтобы его охрана тоже имела выходной день. В воскресенье 13 января 1930 года он в одиночестве отправился на службу в русскую церковь. И был похищен сотрудниками ОГПУ. — Примеч. И.О.)
Кутепов держал всех в большой строгости. Каждое утро солдаты и офицеры должны были маршировать, тренироваться. В общем, ситуация больше напоминала выезд на учение, нежели эмиграцию. Все же были уверены, что скоро снова удастся вернуться в Россию.
На полуострове была строжайшая дисциплина и порядок. Хотя народ, поселившийся там, не имел ничего. Из консервных банок своими силами построили церковь, из палок делали вилки и ножи. Провели дорогу, воду. Каждому солдату было приказано принести по камню, из которых потом возвели памятник погибшим. Камнями же на берегу была выложена надпись: «Только смерть может избавить тебя от исполнения долга».
Французы, поначалу помогавшие нашим, с каждым днем все уменьшали и уменьшали пайки. В конце концов, они пригрозили вообще прекратить кормить русских солдат и офицеров и предложили им вернуться обратно. Говорили, что Советы никого не тронут.
Восемь с половиной тысяч человек поверили в это обещание и вернулись в Россию. Их всех расстреляли. Другую часть эмигрантов французы и англичане уговорили поехать в Бразилию. В результате те, кто поддался на уговоры и поехал, стали
А союзники продолжали подталкивать остатки белой армии покинуть Турцию. Ведь все солдаты и офицеры были вооружены. Такая сила представляла опасность. Русским ничего не стоило взять Константинополь. Отца стали вынуждать отдать приказание вернуться в Россию. Он, разумеется, отказывался.
На случай своего возможного ареста (а были данные, что французы собирались это сделать) он даже заготовил приказ с незаполненной датой. «За отказ склонить армию к возвращению в советскую Россию я арестован французскими властями, — писал отец. — Будущая Россия достойно оценит этот шаг Франции, принявшей нас под свою защиту».
Кстати, помощь, оказанная союзниками Белой армии, вовсе не была безвозмездной, как принято считать. За то, что остатки Белой армии получали скудный продовольственный паек, союзники забрали весь наш флот, находившийся в Черном море и заморозили счета в зарубежных банках.
Вскоре на отца было совершено покушение. Родители жили на борту яхты, так как сходить на берег отцу разрешалось только на несколько часов. Союзники боялись, что отец агитирует солдат и офицеров против держащих их на голодном пайке французов.
Мы же с бабушкой находились поначалу на другом теплоходе, а потом и вовсе получили возможность поселиться на острове. Так вот, пока родители жили на яхте, Советы наняли у итальянцев, которые в то время были довольно прокоммунистически настроены, пароход и со всего хода врезались в эту яхту.
Но так получилось, что в день покушения родители отмечали годовщину свадьбы и решили на несколько часов (на два-три часа они могли сходить на берег) выехать в Константинополь. Обыкновенно, когда они выезжали, матросы давали сигнал. А этим утром отец почему-то распорядился сигнал не давать. Вскоре после того, как родители покинули яхту, в нее и врезался пароход.
Яхта затонула в считанные секунды. Один из офицеров, находившихся на ней, погиб. Потом, когда был суд, подтвердилось, что пароход был зафрахтован большевиками.
Из Турции многие офицеры перебрались в Болгарию. Они еще тогда продолжали держаться вместе. Днем трудились на дорожных работах, а вечером надевали военную форму. Наша же семья уехала во Францию. У бабушки там были знакомые французы, которые разрешили нам жить в их небольшом замке в горах.
Бабушка надумала разводить кур. Купила инкубатор, но, так как там не было электричества, пришлось ставить керосиновые лампы. Куры, разумеется, дохли. Таку нас с этой затеей ничего и не вышло.
Потом решили делать конфеты. В окрестностях по дорогам всюду росла ежевика. Мы ходили с корзиночками ее собирать. Идея заключалась в том, чтобы сделать из ягод конфеты в сахаре и продавать их. Но ничего из этого тоже не вышло. Накупили заранее коробки, а делать сами конфеты так и не научились.
К несчастью, Советы не оставляли попыток избавиться от отца. И, в конце концов, им это удалось. Мы только-только перебрались в Бельгию. Родители считали, что нам, детям, лучше учиться в школе на французском языке. У нас был свой дом, в котором кроме нас с родителями жили бабушка, ее сын, который сделался ненормальным после заражения крови (это произошло еще до революции), и денщик отца.