Близко-далеко
Шрифт:
По голым спинам катился пот, жилы на натруженных руках вздулись. Мерно раскачивались темные фигурки, мелькали локти, шуршали камни, и лилась над рощей песня, больше похожая на ритмический стон, чем на песню…
Петровы и Потапов долго смотрели на эту живую картину из времен каменного века, пораженные и подавленные ею.
– Точно машина времени перенесла нас в первобытное общество, – шепнула Таня мужу по-русски.
Окано по выражению лица русских друзей уловил смысл сказанного.
– Наши женщины с незапамятных времен растирают зерно вручную, между двумя камнями, – объяснил
Выше по течению потока, под сенью могучих деревьев, виднелась на берегу старенькая приземистая постройка, сложенная из толстых бревен. Древняя, поросшая мхом, местами обвалившаяся – она имела весьма романтический вид. Потапов медленно побрел к ней и мечтательно уселся на большой позеленевший камень у темной стены хибары. Внезапно он соскочил с камня и стал проявлять к нему необычайный интерес: осматривать, ощупывать… Подошли Окано и Таволато.
– Что это за постройка, что здесь было раньше? – живо спросил Потапов. – Ведь это жернова лежат!
– Давным-давно здесь была мельница, еще пираты ее выстроили, – ответил Окано. – Когда мой дед был мальчиком, она уже не работала. Пробовали починить – ничего не вышло.
Потапов и Таволато зашли внутрь старой мельницы и с интересом рассматривали остатки ее древнего, примитивного устройства.
Александр Ильич, усмехнувшись, заметил:
– Реликвия! Точно скелет мамонта…
Выйдя на лужайку, Потапов еще раз оглянулся на позеленевшую от времени постройку, прислушался к песне женщин и нерешительно сказал:
– А ведь было бы очень легко устроить здесь простейшую водяную мельницу… Главное есть – жернова у нас имеются.
Окано недоверчиво улыбнулся:
– О, это очень трудно!
– Весьма просто, – уже тверже ответил Потапов.
И тут же, схватив ветку и чертя ею по земле, он с увлечением объяснил, как именно можно восстановить мельницу.
В Таволато тоже проснулся инженер-конструктор, и он, со своей стороны, кое-что предложил. Окано и Майя слушали инженеров со все возрастающим любопытством. Когда они кончили, Окано спросил:
– А сколько должна стоить такая перестройка?
– Немного, – подумав, ответил Александр Ильич. – Потребуется пятнадцать – двадцать бревен, несколько кусков железа, вроде тех, что валяются на берегу. Ну, шестерни… Их можно снять со старой лебедки, что ржавеет тоже на берегу. Ну, разумеется, пять-шесть рабочих на две недели. Вот, в сущности, и все!
– Все? – с недоверием переспросил Окано. Потапов еще раз подтвердил, что больше ничего не потребуется. Таволато присоединился к его мнению.
– В таком случае, – заявил Окано, – об этом надо подумать, посоветоваться с нашими стариками.
Дни шли своим чередом… Таня лечила больных, Степан читал исторические книги из местной библиотеки, Александр Ильич ревностно овладевал английским языком. Дело это пошло у него отлично благодаря оригинальному, но очень эффективному
Еще на шлюпке Потапов сблизился с механиком «Дианы» Шафером. На острове они крепко подружились.
Шафер был левым лейбористом, активным членом профсоюза механиков. Честным и открытым сердцем он стоял за интересы рабочего класса и был полон самых лучших намерений, но в мозгу его застряло немало традиционной идеологической трухи, почерпнутой у вожаков английских профсоюзов. Поэтому в действиях своих Шафер часто бывал нерешительным, половинчатым.
Механика сильно тянуло к Александру Ильичу: отчасти как к товарищу по профессии, отчасти потому, что в Потапове он чувствовал цельность взглядов и действий. А этого как раз не хватало механику «Дианы».
Однажды Шафер сказал своему русскому другу:
– Завидую и удивляюсь вашим ясным, твердым взглядам на всяческие сложные вещи в жизни и в политике. Как вы добились такой гармонии мировоззрения и практических дел?
Потапов попытался было объяснить, что ничего исключительного в этом нет, что гармония теории и практики составляет «душу» марксизма-ленинизма. А он, Потапов, – марксист и ленинец. Но, взявшись объяснять, Александр Ильич сразу же запутался и почувствовал, что для таких целей его английского словаря явно не хватает. Он беспомощно умолк и со смущением посмотрел на Шафера. Механик рассмеялся и сказал:
– У меня есть предложение! Я буду обучать вас английскому языку, а вы меня – твердости воззрений. Идет?
Потапов согласился. С тех пор оба друга ежедневно уединялись на берегу моря и горячо беседовали. Шафер закидывал Александра Ильича вопросами, а Потапов отвечал по-английски. Механик терпеливо подсказывал ему нужное слово, поправлял его. В сложных случаях разговор откладывался до вечера, когда можно было проконсультироваться у Петрова. Сначала беседы шли медленно и неровно, но постепенно шероховатости стали исчезать, речь Потапова делалась свободнее, глаже. А одновременно и в мыслях Шафера происходило явное просветление.
Когда Александр Ильич рассказал Шаферу об идее восстановления старой пиратской мельницы, механик загорелся:
– Дело хорошее! Надо помочь здешнему народу!
Через неделю Окано пригласил в школу Петрова, Потапова, Таволато и Шафера. Их ждали здесь три пожилых островитянина. Величественно восседая на низеньких лавочках, они сосредоточенно курили длинные трубки.
– Позвольте познакомить вас, – торжественно провозгласил Окано, обращаясь к гостям, – со старшиной нашего поселка и его помощниками!
Островитяне в знак приветствия слегка склонили головы, не двинувшись с места.
– Я позволил себе пригласить вас сюда, – продолжал Окано, – чтобы вместе с мудрейшими людьми нашего маленького народа обсудить вопрос о постройке мельницы. Это большое для нас дело, мы очень хотели бы восстановить мельницу. Но нужно обсудить: по силам ли нашему поселку такая задача? Может быть, мистер Потапов сообщит о своих предположениях?..
Александр Ильич коротко и понятно изложил свой план и сообщил, сколько, по его расчетам, потребуется труда и материалов. Он говорил по-английски, а Окано переводил на местный язык.