Близнецы-соперники

Ладлэм Роберт

– Через полчаса переползем через хребет и удивим наших лейтенантов. Сигарету?

– Нет, не надо, – грубо ответил Михайлович. Он сидел спиной к Фонтину.

Невозможно было не услышать злости в его голосе.

– Что случилось? Ты ушибся?

Петрид обернулся, бросил на Виктора пронзительный взгляд.

– Фигурально выражаясь – да.

– Не буду пытаться это разгадать. Ты или ушибся, или нет. Мне нет дела до фигуральных выражений! – Фонтин решил, что если Михайлович переживает один из своих обычных

периодов депрессии, то можно и помолчать. Он уже начал подозревать, что за наивностью Петрида Михайловича скрывается душевная неуравновешенность.

– Ты выбираешь только то, что тебя интересует, не так ли, Виктор? Ты отключаешь мир, когда заблагорассудится! Щелк – и вокруг пустота. Ничто! – Серб не спускал с Фонтина глаз.

– Успокойся. Полюбуйся пейзажем, выкури сигарету и оставь меня в покое. Ты мне начинаешь надоедать.

Михайлович медленно повернулся, по-прежнему пристально глядя на Виктора.

– Ты не имеешь права так просто от меня отмахнуться. Не можешь! Я поведал тебе все свои тайны. Открыто, по собственной воле. Теперь ты должен поведать мне свои.

Фонтин посмотрел на серба с внезапно зародившимся подозрением.

– Мне кажется, ты неправильно толкуешь наши отношения. Или, может быть, я неправильно истолковал твои пристрастия.

– Ты меня оскорбляешь…

– Только проясняю ситуацию.

– Мое время вышло! – Петрид повысил голос, но глаза его остались такими же – немигающе-неподвижными, дикими. – Ты же не слепой и не глухой. Ты только притворяешься!

– Пошел вон отсюда! – сказал Виктор сухо. – Возвращайся к старту. Иди к сержантам. Тренировка окончена.

– Мое имя, – прошептал Михайлович. Он подогнул под себя правую ногу, все его могучее тело напряглось. – С самого начала ты сделал вид, что оно для тебя ничего не значит! Петрид!

– Да, это твое имя. Я принял его к сведению.

– И ты раньше никогда его не слышал? Ты это хочешь сказать?

– Если и слышал, какая разница?

– Лжешь! Так звали священника! И ты знал этого священника! – Он уже кричал: это был крик отчаяния.

– Я знал многих священников. Но ни одного, кого бы звали так…

– Священник с поезда! Человек, преданный славе Бога! Кто шел стезей Его священных деяний! Ты не можешь, не должен отринуть его!

– Матерь Божья! – воскликнул Фонтин чуть слышно, пораженный внезапной догадкой. – Поезд. Поезд из Салоник!

– Да! Священный поезд! Рукописи – кровь и душа единственной неподкупной и непорочной церкви! Ты отнял их у нас!

– Ты ксенопский священник! – произнес Виктор, еще не веря своим словам. – Боже, ты ксенопский монах!

– Да, всем сердцем, всей душой, до последней капли крови, до последнего дыхания.

– Как ты попал сюда? Как ты проник в Лох-Торридон?

Михайлович поджал левую ногу. Теперь он стоял на корточках, изготовившись к прыжку,

точно дикий зверь.

– Это неважно. Я должен знать, где спрятали ларец, куда его дели. И ты мне скажешь, Витторио Фонтини-Кристи! У тебя нет выбора.

– Я могу сказать тебе только то, что сказал англичанам. Я ничего не знаю. Англичане спасли мне жизнь – зачем мне им лгать?

– Потому что ты дал слово. Другому.

– Кому?

– Своему отцу.

– Нет! Его убили, прежде чем мы успели поговорить. Если тебе что-то известно, ты должен знать и об этом.

Внезапно взгляд ксенопского монаха остекленел. Его глаза затуманились, зрачки расширились. Он полез за пазуху и вытащил небольшой тупорылый пистолет. Большим пальцем поднял предохранитель.

– Ты ничтожество. Мы оба ничтожества, – прошептал он. – Мы – ничто.

Виктор затаил дыхание. Он подтянул колени к груди – приближался тот краткий миг, когда он сможет спасти себе жизнь, ударив ногами священника-монаха. Левой ногой по пистолету, правой – в грудь Михайловичу. И сбросить его вниз с утеса! Больше ничего не остается. Если только он сможет это сделать.

Вдруг священник заговорил – нараспев, монотонно, словно в трансе.

– Ты сказал мне правду, – сказал он, закрыв глаза. – Ты сказал мне правду, – повторил он точно загипнотизированный.

– Да. – Фонтин глубоко вздохнул. На выдохе он понял: сейчас он ударит, момент настал.

Петрид выпрямился в полный рост, его могучая грудь вздымалась под гимнастеркой. Но ствол пистолета уже не был направлен на Виктора. Михайлович раскинул руки в стороны словно распятый. Священник поднял лицо к небесам и воззвал:

– Верую в единаго Бога, Отца Всевышнего! Я взгляну в очи Христу и не уклонюсь.

Ксенопский священник согнул руку, приставил дуло пистолета к своему виску.

И выстрелил.

– Ну вот, ваше первое убийство, – сказал Тиг спокойно. Они сидели за столом в крошечном кабинете Фонтина.

– Я не убивал его!

– Неважно, как это происходит и кто нажимает на спусковой крючок. Результат один и тот же.

– По ошибке! Этот поезд, этот проклятый поезд. Когда же он остановится? Когда исчезнет?

– Он был вашим врагом. Вот и все, что я хочу сказать.

– Если так, то вы должны были об этом знать, должны были его засечь. Алек, вы просто олух!

Тиг недовольно двинул ногой.

– Слушайте, капитан. Непозволительно подобным образом разговаривать с бригадным генералом.

– В таком случае я с удовольствием куплю вашу контору и организую работу должным образом, – сказал Фонтин и погрузился в чтение бумаг, подшитых в папке.

– В армии это невозможно!

– Только поэтому вы и смогли усидеть в своем кресле. Будь вы одним из моих подчиненных, не продержались бы и недели.