Близняшки от тирана. Потерянная семья
Шрифт:
– Арслан, прошу вас, дайте мне увидеться с Лизой…
– Не унижайся, Оксана, тебе это не поможет, – говорю непререкаемым тоном. – Убирайся отсюда. Не вынуждай меня вызывать полицию или спускать на тебя собак. Моя жена и ее родители в доме.
Она вздрагивает, как будто я ее ударил. Я это и сделал. Словами можно уничтожить человека, кому, как не мне, это знать. Диляра вывалила на меня за годы брака столько агрессии и неприязни, что безвозвратно потопила все светлые эмоции и чувства. Во мне не осталось ничего, кроме любви к дочке. Поэтому сейчас физически больно испытывать
– Вызывай! Спускай! – неожиданно переходит на «ты» и ударяет ладонями о прутья. Морщится от боли и исторгает волны злости. Кричит на меня:
– Ты не спрячешься от правды за забором. Я буду приходить и приходить, пока не заберу свою дочь! Они обе мои! Я оторвала от сердца собственного ребенка! Отдала вам! Поверила, что вы будете любить ее и заботиться. Не вторгалась в вашу жизнь, ничего от вас не хотела… Надеялась, что никогда вас больше не увижу. Пожалуйста… – она осекается, голос срывается и хрипит, а я стою и не знаю, что делать. Правда на моей стороне до той поры, пока не получим сведения из перинатального центра. Я не могу ничем помочь Оксане. По крайней мере сейчас.
– Ты сообщила мне информацию, которую я хочу проверить. Если ты не покинешь территорию моих владений, будь уверена, ты ничего не узнаешь о результатах поездки в центр. В обратном случае, если уйдешь, я согласен встретиться. Передам тебе результаты. Что скажешь, Оксана?
Внезапно позади нее оказывается Геннадий, при виде которого мне хочется открыть ворота и врезать ему еще раз. Невольно сжимаю кулаки и смотрю, как Оксана резко оборачивается, пугаясь мужа.
– Она вас больше не побеспокоит, – начинает оттаскивать девушку в стороны машины. Та упирается, но он ей что-то говорит, и это лишает Оксану сил к сопротивлению. Мне бы вздохнуть с облегчением, что Вересовы уезжают, но едва сдерживаюсь, чтобы не остановить их.
Но мне не приходится ничего говорить, потому что с ужасом осознаю, что слышу позади себя детский крик. Это Альбина. Она несется к матери, и совершенно невозможно ее удержать. Они бросаются друг к другу, тянут руки сквозь решетку, рыдают навзрыд, а я ощущаю себя злым тюремщиком, который разлучил самых близких людей. С каменным лицом наблюдаю за встречей своей дочери и той женщины, что воспитывала ее пять лет.
Что делать? Черт побери, что же делать?
– Лиза, котенок, тебя же не обижают тут?
– Мамочка, папа сказал, что ты уехала. Забери меня, мама, забери!
Рыдания не прекращаются, я оглядываюсь назад, со страхом ожидая увидеть жену или няню. Но не вижу никого. Девочка сбежала, улизнув ото всех. У них с матерью прямо-таки один талант на двоих.
– Альбина, иди в дом, – говорю строго, а Вересов увещевает жену, чтобы отпустила дочь.
– Оксана, завтра в двенадцать дня я буду ждать тебя в центре. Но только если сейчас ты уедешь, – выставляю условие, подходя к девочке и кладя ладони на ее плечи. Геннадий зеркально отражает мою позу, удерживая жену. Какое-то время мы стоим и смотрим друг на друга, он кивает, а Оксана, всхлипнув, ласково просит дочку пойти со мной.
– Котенок, мы скоро увидимся.
– Мамочка, я напишу тебе письмо, Зарина меня научит, – прерывисто, сквозь всхлипы, говорит девочка, позволяя мне взять ее на руки. Опирается одной ладонью мне на плечо, а второй машет Оксане, которую практически тащит на себе Геннадий. Провожаю их взглядом с тяжелым сердцем. Не чувствую совершенно никакого облегчения.
Малышка продолжает тихо плакать, увлажняя слезами мою рубашку. Она так доверчиво обняла меня за шею и положила руки на плечи. Непривычно. Несколько неуютно. Я не знаю, куда деть руки и что говорить. Поэтому просто молчу, медленно двигаясь в сторону дома. Осознаю, что девочка уснула, только переступив порог.
Решаю отнести ее в спальню, передавая в руки няне. Зарина пропускает няню с драгоценной ношей и выходит из спальни, смотря на меня со страхом напополам с радостью.
– Пап, а можно я буду наедине называть Альбину Лизой? – спрашивает с искренней детской непосредственностью. – Я назвала ее Альбиной и достала бумагу и ручку, а она куда-то убежала. Я хотела ее найти, но пришлось сидеть в комнате, потому что мама так сказала.
– Не думаю, что это разумно. Так мы только запутаем твою сестру. Мы с твоей мамой так долго искали Альбину и привыкли ее так называть.
– Искали? – удивляется девочка. – Но вы никогда не рассказывали, что у меня есть сестра и что она потерялась.
– Мы не знали, что найдем ее, поэтому не рассказывали тебе, – объясняю тихим размеренным голосом. Я уже выдавал короткую версию придуманных событий обеим девочкам, но Зарина очень дотошная, она всегда хочет знать всё досконально. Любит повторять вопросы и слушать одни и те же ответы.
– А-а-а, понятно-о, – тянет моя необычайно говорливая сегодня девочка. – Пап, а можно задать вопрос?
– Конечно, дочь, задавай, – поощряю малышку, внимательно изучая ее повадки. Когда она наедине со мной, у нее так живо двигаются руки, мимика активная. В присутствии матери она будто сникает. Почему я раньше этого не замечал?
– Альбина сказала, что ее мама – это моя мама, потому что не бывает, чтобы близнецов родили разные мамы. Пап, я запуталась… – опускает глаза и смотрит в пол, закусывая губу.
– Давай, наконец, сядем? – предлагаю я, и дочка усаживается на спинку кресла, тогда как я занимаю его. Это наше с ней любимое место в небольшой нише в коридоре. Когда няня готовит комнату ко сну, мы какое-то время сидим так и обсуждаем день. Правда, это случается редко, в чем, конечно же, моя вина. Слишком много работаю.
Обнимаю ее со спины и начинаю объяснять:
– Нет, Зарина, ты должна слушать только меня и маму. Твою настоящую маму. Альбина жила с другой женщиной и думает, что это ее мама. Так бывает, когда с рождения живешь с кем-то. Тогда сложно принять другого человека. Но у Альбины со временем получится. Ты же ей в этом поможешь?
– А если у меня не получится? Вдруг она снова сбежит? – спрашивает, дергая мой рукав.
– Всё получится, ведь вы же сестры. И она не сбежит, я позабочусь об этом.