Близость
Шрифт:
Она поспешила в свою комнату и надела платье. Когда она вернулась, он посмотрел на нее критично.
— Неплохо, — сказал он. — Совсем неплохо. Уж коль они ободрали меня, как банда пиратов, то и я хочу получить то, что стоит этих денег. Ты собираешься сделать прическу?
Она кивнула.
— Сегодня утром.
— Хорошо. — Он больше уже на нее не смотрел, погрузившись опять в чтение газеты.
Барбара не двинулась с места.
— Платье тебе ничего не напоминает? — спросила она.
Он посмотрел на нее безучастно.
— Нет, а что?
— Не напоминает
Он улыбнулся, вспомнив жену. Затем нахмурился, глядя на дочь.
— А… Но она знала, как носить такие платья, — сказал он. Затем отвернулся и добавил: — Теперь можешь идти.
Она вернулась к себе и сняла платье. Глаза, наполнившиеся слезами при его замечании, теперь были сухими. Она вернулась в столовую, чтобы убрать со стола. Выходя из комнаты, он поцеловал ее. Она отнесла тарелки в кухню и оставила их в раковине. Как только отец уйдет, придут слуги. Виктор Консидайн не переносил вида слуг в доме. Он терпеть не мог, что они путаются под ногами. Отец требовал полного уединения. Тридцать лет он разрешал слугам появляться в доме только после своего ухода.
Проводив отца, Барбара направилась в ванную комнату, разделась, включила душ. Пока вода нагревалась, она посмотрела в зеркало. Затем наклонилась над унитазом и вызвала рвоту, чтобы очистить желудок от завтрака, который съела двадцать минут назад. Спазм больно сдавил желудок и горло, но, спустив воду в унитазе, она почувствовала себя лучше.
Барбара была умной и способной, к тому же обладала исключительным деловым чутьем. В этом отношении она была подобием отца. Барбара унаследовала его хитрость и властность, но кругозор ее был шире, а методы искуснее.
Не будь она дочерью своего отца, Барбара могла бы стать президентом какой-нибудь крупной компании. Но зависимость от отца вынуждала ее тянуть лямку помощника, выполнять работу средней руки служащего, давать ценные советы, за которые ее даже не благодарили.
Консидайн любил называть Барбару "сыном, которого у меня не было". Это был сомнительный комплимент, поскольку превозносил ее ум и компетентность, но в то же время оскорблял, намекая на ее положение незамужней женщины, на ее непривлекательность, на неумение пользоваться успехом у мужчин.
В тот день Барбара вымоталась до предела. К концу рабочего дня она всегда чувствовала себя уставшей, а тут еще навалились заботы о предстоящем вечере. Выполнять роль хозяйки было для нее пыткой. Она ненавидела светские развлечения, общение с людьми, главным образом потому, что с юных лет вынуждена была проглатывать язвительные замечания, что не пользуется успехом у мужчин, а в последние годы намеки на то, что не может выйти замуж. С каждым годом она становилась все застенчивее и замкнутее.
В половине десятого, когда прием был в самом разгаре, случилось непредвиденное.
Барбара танцевала с президентом сталелитейной компании, входящей в "Консидайн", когда к ее партнеру обратился подошедший
— Вы позволите? — спросил он. Президент компании тактично отступил, и она оказалась в руках незнакомца.
Она посмотрела ему в глаза. В них было что-то знакомое, хотя она была уверена, что с этим человеком никогда не встречалась. И еще она была уверена, что он не входил в число приглашенных.
— Как вы попали сюда? — спросила она, вежливо улыбаясь.
— Явился без приглашения, — ответил он. — Боюсь, это у меня в привычке. Чувствую себя удобнее там, где меня не ждут. Дружеское окружение мне наскучило.
Да, все-таки в нем было что-то знакомое. Взглянув исподтишка в его лицо, она была поражена его привлекательностью. Очень красивый мужчина. Возможно, лет тридцати или старше, но на вид не больше двадцати пяти. Только уверенная и властная манера держаться выдавала его возраст. В нем было что-то эксцентричное, почти как у подростка, смешанное с совсем противоположным — неустрашимой мужской властностью. Длинные красивые ресницы, проницательные черные глаза, резко очерченные брови, крутой подбородок. Руки, обнимавшие ее, были как стальные, но держали ее ладонь так, словно она была из тончайшего фарфора.
Незнакомец смотрел на нее, гипнотизируя оценивающим и пытливым взглядом.
Вы примерная дочь.
При этих словах быстрый, вызывающий взгляд метнули ее глаза.
— Следовательно, вы знаете, кто я, — сказала она.
— Все знают Барбару Консидайн, — улыбнулся он, — к тому же, я видел вашу фотографию в прошлом номере "Форчун". На ней вы очень симпатичная.
— Как вы сказали вас зовут? — спросила она.
— Я не говорил, — сказал он, — я только собирался представиться. В свое время.
С удивительной грацией он провел ее среди танцующих пар в пустой зал, примыкавший к танцевальному залу. Этот проход в танцевальном зале через переполненную танцплощадку был похож на сцену из кино, и она невольно улыбнулась его мастерству и расторопности.
Они оказались вдвоем в тускло освещенном месте.
— Я все знаю о вас, — сказал он.
Она отступила на шаг, побледнев.
— Что вы имеете в виду? — спросила она.
— Я знаю, что вы хороший человек, — сказал он. — Быть хорошей дочерью — это одно, а быть хорошим человеком — совсем другое. Я понял это по вашим глазам, когда мы танцевали. И вижу это теперь.
Казалось, его слова ошеломили ее.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказала она.
Очень осторожно он начал привлекать ее к себе. Ей хотелось убежать, поскольку его слова и жесты насторожили ее. Но на нее смотрели эти темные глаза, выражение их было одновременно опьяняющим и ободряющим. Они словно говорили: воспользуйся шансом, будь такой же смелой и уверенной, как я.
Вопреки здравому смыслу Барбара позволила ему поцеловать себя. Его поцелуй был нежным и почтительным. Когда их губы разъединились, она откинулась назад, довольная собой. Ее, Барбару Консидайн, поцеловал красавец-незнакомец. Это было более романтично, чем если бы случилось во время бала-маскарада.