Блог демона Шаакси, или адская работёнка
Шрифт:
И она поддалась — не моим уговорам, на самом деле, но собственному любопытству.
— Если ты настаиваешь, — ответила она сухо.
Но в голубя превратилась мгновенно. И на этот раз он был скорее любопытным, чем взъерошенным. Уж в чём в чём, а в настроении голубей я разбираюсь!
*
Вам никогда не приходилось чувствовать себя участником реалити-шоу? Мне вот, признаться, ни разу.
Ну то есть не поймите неправильно, конечно: я участвовал. То бишь, помогал режиссировать. И помогал выигрывать. Но никогда в здравом уме я не задумывался, что должны ощущать непосредственные участники процесса. Но теперь вот пришлось: голубь сидела на моём плече, и это значило,
Ну и я, надо сказать, тоже начал смотреть на себя как бы со стороны, стараясь выглядеть как можно более эффектно и оценивать то, что ангел видит. И позаботиться, чтобы увиденное впечатлило. Демон тщеславия я или погулять вышел?..
Так. Сначала — дорога на работу, и тут тоже есть варианты.
Можно, конечно, воспользоваться стационарной пентаграммой. Но это совсем уж скучно, если честно, никакого тебе экшена, да и кадр неинтересный… Можно пройти зеркалом — что-что, а зеркала всегда были неизменной частью моей сущности. Одну только историю с яблоком, снегом, кровью и зеркалом вспомнить. У, вот же весёлое было времечко! Я тогда выполнил свою работу идеально, но клиентке всё равно пришлось в итоге танцевать в раскалённых сапожках. Удивляться нечему: мне противостояла там магия, и не какая-нибудь ангельская, а древняя и безумная, которая была задолго до всех этих игр в два офиса.
Но зеркалом я могу дойти куда угодно, хоть в любой из миров нашей ветви, факт. Только вот это тоже не особенно интересно: ну встал, ну шагнул в зеркальный коридор… И ещё неизвестно, кстати, как ангелу в этом самом коридоре понравится. Всё же, как ни крути, а вполне уютно в зазеркальном пространстве себя чувствуют только редкие существа, изначально имеющие к этой магии талант. У простого же обывателя общение с зеркальной магией кончается обычно или психушкой, или сломанной жизнью, или тюрьмой, или могильной плитой — в зависимости от того, на кого или на что нарвёшься там, за зеркальной гладью. В этом смысле даже самые невинные игры со свечой и гаданием были и остаются лотереей… Впрочем, не важно.
Можно ещё, конечно, воспользоваться в качестве зеркала водой. Я на самом деле всегда очень любил этот приём: летишь на закате или рассвете над Влтавой, делаешь круг над Вышеградом (привет, старый друг!), подныриваешь под мостами, ловишь крыльями воздух, а сущностью — тонкую грань между днём и ночью… А потом уходишь вниз, сложив крылья, несёшься навстречу своему двойнику и входишь в ткань реки без плеска, без кругов, без следа, слившись со своим отражением…
Люблю я это дело.
И ангелу должно быть удобнее: водная гладь, в отличие от зеркала, всё же более щадящая по отношению к ангельской сущности. В конечном итоге, многие высшие ангелы до всей этой чёрно-белой заварушки звались вилиями и вполне себе оправдано считались воплощениями воздуха и воды. Если разобраться, эти стихии по сей день благоволят им.
К тому же, сложно отказать себе в удовольствии снова пройтись вместе по этой крепостной стене. Ангел, конечно, не вспомнит, но это, быть может, и к лучшему — не зря свежеиспеченные духи добра первые несколько столетий не должны помнить своих прошлых жизней. Вопреки убеждённости ряда шизотериков, время от времени вспоминающих себя Клеопатрами и Цезарями, реальность более… скажем так, кучерява. И лично мне много раз приходилось наблюдать, как для человеческих колдунов и шаманов воспоминания о прошлых жизнях оборачиваются полным безумием: психика людей не предназначена для груза многовековой памяти, что бы они там о себе на эту тему ни думали. Они даже от пары-тройки параллельных
Уж сколько я оберегал эту конкретную душу, как мог, но всё равно был не прочь, чтобы ангел как можно дольше не помнила. Даже во вред мне. Всё же, перерождаясь в телах вечных магических созданий, бывшие люди тяжело переносят возвращение памяти. Понятно, что я в случае чего буду рядом и вытащу из любого безумия, но всё же... Пожалуй, лучше позже.
Но пройтись вместе с ней по стене Града, так или иначе — наслаждение, приятная дань памяти и ностальгии. Причём особенно сладко осознавать, что она теперь вечная, как я — и полностью принадлежит мне.
Теперь-то точно не помрёт за первое попавшееся правое дело. Это я смогу обеспечить!
Вот прямо сейчас она сидит на моём плече, жмурится на рассветное солнце и осматривается по сторонам.
“Красиво.”
“А то, — согласился я, осторожно погладив мягкие перья, — очень. А сейчас станет ещё красивее. Я тебя возьму в руки, хорошо?”
“Хорошо, но…”
Дослушивать я не стал.
Отвести глаза немногочисленным смертным, прижать к себе голубя так, чтобы всем телом ощущать трепещущие под руками крылья и биение сердца, слишком большого и громкого для птицы, привычно пройтись по краю лёгкой, танцующей походкой, мимолётом отметить, что ветер поёт для меня сегодня как-то особенно упоительно — не то чтобы прямо так, как тогда, над Нилом, но почти… Почти…
А потом я, как был, в человеческом обличье и деловом костюме, шагнул со стены вниз.
Мне всегда нравился этот момент, когда земля уходит из-под ног, ты уже чувствуешь бьющий в лицо ветер и безжалостную силу тяготения — но ещё не позволил себе вспомнить, что человеческая оболочка была и остаётся просто маской, что водная гладь для тебя столь же проницаема, как воздух, и многомерна, что ты, наконец, умеешь летать…
Это всё приходит потом, но первый момент, этот шаг с края в пустоту — о, он упоителен во многих смыслах. Он возвращает мне меня старого, меня, который был до кольца…
И мы летели. И голубь билась в моих руках, порываясь распахнуть крылья, но я упорно сжал ладони, мысленно попросил “Верь мне, пожалуйста” — потому что мне очень этого хотелось.
И это было, при всём моём уважении к госпоже Лидел, намного круче кроличьей норы, потому что за первой границей воды, в которую мы провалились, нам открылось зрелище отражённой Праги, с её перевёрнутыми крышами, блуждающими по улицам големами, крылатыми безликими фигурами в плащах, гиганскими скелетами, зеркальным небом и прочими штуками, на которые лично я готов смотреть часами.
Столько времени у меня, конечно, не было, но падение я замедлил.
Голубь больше не вырывалась.
“Как красиво! — в моём сознании её голос буквально кричал. — Шаази, это безумно красиво!”
“Ну да, — ответил я, втайне ужасно гордый, — добро пожаловать в мир демонов, ангел.”
Она ничего не ответила.
Мы пронеслись сквозь первое из отражений и упали во второе — окутанное вечной ночью, зыбкое, колышущееся. Здесь струился туман, бродили тени и призраки, а река была чёрной и неподвижной, будто ночное зеркало. То тут, то там сияли мёртвые фонари и огни колдовских душ.