Блоги
Шрифт:
Он захлопал ресницами - неправдоподобно длинными и черными ресницами.
– Зачем?
– Сегодня она чуть не избила Милу Терешину, потому что подумала, что ты ей нравишься.
Тимофей пожал плечами.
– Мила? Никогда бы не подумал.
– Скажи это Рите, - буркнула я сердито.
– Скажу. Если не забуду.
– Он усмехнулся и сел поудобнее, при этом как бы нечаянно вновь подвинулся ко мне.
– Рита очень серьезно к тебе относится.
– Какая мне разница?
– улыбнулся он.
– Не она первая, не она
– Тимофей!
– Я брякнула чашку на поднос, разлив остатки кофе.
– Я разговариваю с тобой как с взрослым человеком. Твоя личная жизнь меня не касается. Но я не хочу, чтобы Рита терроризировала весь класс, ревнуя тебя ко всем подряд! Поговори с ней.
– Вы преувеличиваете мое влияние, Дарья Дмитриевна. Хотя мне приятно, что вы настолько высокого обо мне мнения.
Он закинул ногу на ногу, а руки разложил по спинке дивана так, что при желании мог легко дотронуться до моего плеча. Все это ужасно раздражало. И его манеры рокового соблазнителя, и бархатные интонации в голосе, а, главное, раздражало то, что хоть и против моей воли, но все это по-своему действовало. Тимофей был неотразим, от кончиков длинных ловких пальцев до черных ресниц, он полностью сознавал свою неотразимость и умело пользовался ею. На секунду мне стало страшно. Он переспорит меня в любом разговоре, переглядит, переубедит, очарует и околдует, если я только дам ему крохотный шанс. Его ничто не сдерживает, в то время как я в плену множества ограничений.
Тимофей склонился к столику и что-то нажал под ним. Светильник на потолке погас, и лишь золотистые споты на стенах и кухонных шкафчиках рассеивали полумрак. Хриплый голос Джо Кокера негромко зазвучал в невидимых динамиках. Тимофей придвинулся ко мне еще ближе.
Я вскочила с дивана.
– Никольский! Немедленно включи свет!
К моему стыду, я чуть было не сорвалась на истерический крик. Тимофей медленно щелкнул кнопкой. Свет зажегся, музыка выключилась.
– Простите. Я думал, вам понравится.
– Я твой учитель. Будь любезен относиться ко мне с уважением.
– Я все время помню, что вы мой учитель, - вздохнул он.
– И днем, и особенно ночью...
Я поняла, что мой визит был ошибкой от начала до конца. Тимофея нельзя было ни смутить, ни образумить.
– Одним словом, я прошу тебя отнестись к Рите с пониманием, - сухо сказала я.
– Будь умнее. Когда один любит, а второй нет, это всегда тяжело.
Его глаза лукаво блеснули.
– Вы говорите так грустно. Неужели из личного опыта?
– Мой личный опыт, Никольский, тебя не касается, - прошипела я и быстро пошла к двери.
– Заходите еще, - крикнул он вслед, но я даже не обернулась.
Дверь, к счастью, была открыта. Я выскочила на лестничную клетку, задыхаясь от злости и презрения к самой себе. Ни на что я не гожусь. Даже поставить на место зарвавшегося мальчишку и то не сумела.
Перед тем, как идти к Ане, я немного посидела на скамейке в сквере, пытаясь прийти в себя
Анина квартира находилась на первом этаже старой пятиэтажки. Когда я подходила к подъезду, то увидела в окне кухни Аню и женщину у плиты, скорее всего, ее маму. Это был приятный сюрприз. Я смогу не только выяснить отношения с Аней, но и побеседовать ее с мамой по поручению директрисы.
Я позвонила. Дверь мне открыла Аня. При виде меня ее бесстрастное личико исказилось.
– Добрый...
Бам. Дверь захлопнулась у меня перед носом.
– ... вечер, - закончила я машинально и снова позвонила.
Никто не открывал. Я целую минуту не отпускала кнопку звонка. Есть же уши у родителей Ани. Кто-то должен услышать и выйти ко мне.
Но второй раз дверь снова открыла Аня. Она не пустила меня внутрь, а выскочила на площадку.
– Что вам надо?
– Я хочу с тобой поговорить.
– Уходите!
– выкрикнула она.
– Вы тут не нужны! Вы все только портите!
– Аня, давай спокойно...
– Зачем вы к нам приехали?!
– перебила она.
– Уходите! Убирайтесь отсюда!
Она затопала ногами, затряслась в истерике. Спотыкаясь, я попятилась к лестнице.
Когда я выбежала из подъезда, в ушах все еще звенели Анины крики. Не чуя под собой ног, я домчалась до соседнего подъезда и плюхнулась там на скамейку. Рита, Мила, Тимофей... Теперь Аня. Можно сколько угодно утешать себя тем, что я слишком молода, неопытна, что сегодня просто не мой день. Сейчас мне было ясно, что ни одна из этих причин не объясняет того, что произошло сегодня. Все дело в том, что я абсолютно не гожусь для своей работы. Я ничего не понимаю, не могу, не умею и никогда не научусь.
Слезы хлынули из глаз, слезы злости, отчаяния, разочарования, обиды. Слезы одиночества. Кому я могла рассказать о своих бедах? Никому.
– Даша, что случилось?
Передо мной на корточках сел мужчина. Я узнала его раньше, чем посмотрела на него сквозь слезы. Его голос околдовывал, успокаивал, говорил, что все хорошо. Все, что сдерживало меня до сих пор, рухнуло, и я заревела в полный голос. Он сел рядом, взял мои руки в свои и молча, сочувственно слушал, как я изливаю свои сегодняшние горести.
– Я ничего не умею... у меня не получается... я не выдержу целый год... только неделя прошла... меня никто не слушает...
Его руки были теплые и очень уютные, и больше всего мне сейчас хотелось уткнуться в его плечо - просто так, потому что горести лучше всего выплакивать на чьем-либо плече. Но кусочек моего сознания понимал, что это было бы неприлично. И я сидела ровно, говорила, говорила, говорила и смотрела в его голубые глаза. И уже не злилась из-за того, что они так похожи на глаза Майка, а, наоборот, радовалась этому.