Блок 11
Шрифт:
– А Аристарх? – спросил Иржи. – Он уже старик. Его здесь, в лагере, все уважали, даже эсэсовцы. Он большой трудяга.
– Наверное, поэтому они захотели его спасти, – сказал, пожимая плечами, Яцек.
– И этого юношу тоже? – спросил Берковиц. – Его-то за что?
– Возможно, их выгородил какой-нибудь Prominent… – предположил Иржи.
– А может, они были доносчиками, – сердито пробурчал Отто. – Этот парень ни с кем не разговаривал. Мы даже не знаем, как его зовут. Вам это не кажется странным?
– В последние несколько
Яцек кивнул.
Отто недовольно поморщился:
– Иржи, ты, можно сказать, спрашиваешь у хромоногого, если ли тут хромые. Что, не понял? Яцек очень сильно заинтересован в том, чтобы мы думали, что тот парень – доносчик. Тогда наши подозрения уже не падут на него, Яцека.
– Заткнись! – рявкнул на «красного треугольника» Алексей.
– А если я не заткнусь, то что ты сделаешь? Походатайствуешь, чтобы Lager"altester [50] приказал отдубасить меня палками?
50
Староста лагеря (нем.).
Алексей лишь сердито буравил Отто взглядом, не зная, что сказать. Обычно его ответом были бешеные удары. Сейчас же ситуация кардинально изменилась. Если бы он набросился на Отто (который и в одиночку оказал бы ему вполне достойный отпор), другие заключенные могли решить вступить в схватку на стороне «красного треугольника». Правда, этого не сделал бы ни Иржи, ни Ян, ни тем более Элиас. А вот Берковиц и Моше вполне могли вмешаться.
– А вы подумайте своей головой, – сказал Яцек. – Если бы мы с Алексеем были доносчиками, разве мы оказались бы здесь, в этом бараке?
– Так, может, эсэсовцы решили, что если они подержат вас вместе с нами, то смогут выведать что-нибудь еще…
Элиас, слушавший эти споры, стоя в стороне, сделал несколько шагов вперед с привычным ему видом святоши.
– «Умри, душа моя, с филистимлянами», сказал Самсон, когда привели его в дом, в котором владельцы филистимские собрались, чтобы принести великую жертву Дагону, богу своему. Именно этого вы все хотите? Вы хотите, чтобы гибель одного повлекла за собой гибель остальных? Мы должны быть братьями. Лишь общими усилиями сумеем мы одолеть врага нашего…
– Элиас, здесь тебе не синагога, и никто твоих проповедей слушать не станет, – презрительным тоном прервал еврея Алексей. Он посмотрел на всех с высоты своего огромного роста. – Все, хватит. Комендант сказал, что мы должны выбрать того, кто будет расстрелян. Так что давайте решать прямо сейчас. Чем раньше мы это сделаем, тем раньше все это для всех нас закончится.
– К чему такая спешка? – усмехнулся Моше. – Ты что, опаздываешь на свидание?
– И в самом деле, куда ты спешишь? – Иржи обошел вокруг Алексея, покачивая бедрами. – Может, тебя ждет в бараке какой-нибудь дружочек?Я тебе, значит, уже больше не нравлюсь?
Алексей
– Бедный я, несчастный! – громко вздохнул Иржи. – Ну почему меня так привлекают крепкие и грубые мужчины?
– Давайте решать прямо сейчас! – снова потребовал Алексей.
– Моше прав, – сказал Берковиц. – К чему такая спешка? Давайте подождем. Может, что-нибудь произойдет, может, комендант передумает, может, прилетят английские бомбардировщики и все тут разбомбят…
– Нет! – вдруг воскликнул Отто.
Все невольно повернулись в сторону «красного треугольника». Тот заявил:
– Я не согласен. Мы должны принять решение прямо сейчас.
Все продолжали ошеломленно таращиться на Отто, а он начал ходить взад-вперед перед окном, выходящим на погрузившуюся во тьму и опустевшую территорию концлагеря. Никто из заключенных не осмеливался выходить из блока после того, как прозвенел колокол: наказанием за такое нарушение был немедленный расстрел… Отто остановился.
– Алексей прав, – сказал он. – Мы должны принять решение прямо сейчас. Если мы будем чего-то ждать, комендант может передумать. Пока что у нас есть возможность спасти семерых из нас. Этой возможностью нужно воспользоваться.
Он снова принялся мерить барак шагами: сделав два или три шага, он останавливался, затем делал еще два или три шага и снова останавливался… Со стороны казалось, что он не может совладать с охватившей его нервозностью, а потому ему приходится бороться с ней при помощи таких вот дерганых хождений взад-вперед. Моше с удивлением наблюдал за ним.
– Ну что ж, Отто, давайте что-то решать. Ты, к примеру, кого бы выбрал?
«Красный треугольник» продолжал ходить взад-вперед в своей странной манере.
– Для меня не существует ни иудеев, ни католиков, ни православных, ни буддистов… Для меня существуют только эксплуатируемые и эксплуататоры. Среди евреев тоже есть эксплуатируемые и эксплуататоры. Например, ты, Элиас, – эксплуатируемый.
Элиас ничего не сказал в ответ.
– Ты, если я не ошибаюсь, работал в сфере страхования.
– В Варшаве. Ябыл заведующим юридическим отделом.
– А что произошло, когда пришли нацисты?
– Меня постепенно вытурили из этого отдела. Сначала меня перевели на должность рядового работника. Я стал ходить от одного дома к другому и собирать страховые взносы. Однако этого им показалось мало. Мне сказали, что если к клиентам приходит еврей, то это их раздражает. Единственной работой, которую мне разрешили делать, была уборка помещений.
– И ты стал убирать помещения?
– Я выполнил волю Господа. Бог очень часто подвергает нас испытаниям, причем самым суровымиспытаниям он подвергает своих избранников.
– Ну, значит я спасен, – с усмешкой пробормотал Иржи. – Уж меня-то Бог вряд ли причисляет к своим возлюбленным сынам…
– Итак, заведующему юридическим отделом пришлось стать уборщиком. А как отреагировали на это твои коллеги? – продолжал задавать вопросы Отто.