Блок верности
Шрифт:
– Весьма забавляет, – сказал я, – когда в пространство между сомнением и недоумением вклинивается чья-то задница.
– Не по-онял… – протянул голос.
Похоже, я задал-таки ему задачку.
– Я спрашивал: где я и кто вы, – сказал я.
Очень захотелось повернуть в сторону голоса голову, что я и сделал. Как ни странно, это вышло легко. Голова словно ждала возможности опробовать былую свободу, побаловать себя движением. Это было приятно, вновь осознать свои возможности. И глаза тоже на этот раз открылись.
На стульчике возле меня, лежащего, скорее всего, на кровати, сидел человечек в стандартном медицинском облачении: халат, опущенная ниже рта маска. Брюнет
Доктор смотрел на меня испуганными глазами, словно я монстр из глубин галактики, а не чиновник высокого разряда. Умные, но испуганные, глаза – это удивительное сочетание. Словно исследователь, фанат микроскопа и скальпеля, натыкается на нечто совсем нежданное, например, внутри исследуемого метеорита находит записку от жены с перечнем продуктов, которые надо купить. Что, у меня на лбу тоже перечень, «четыре морковки и большая капустная голова, только не такая, как в прошлый раз»?
Доктор, или кто он там, снова пошевелился, скрипнув кормой, как старый баркас. Дернул плечами, едва не уронив свою забавную голову, потом приподнял руку, словно собирался перекреститься, потом опустил – правильно, молодец, нечего тут пугаться, я не монстр, я просто большой начальник – шумно выдохнул, и сказал:
– Вы в госпитале второго управления, Сергей Савельевич, у нас с вами уже все хорошо.
Потом с ним случилась пауза. Видать, не все было у них хорошо с самими собой. Меня это не особенно впечатлило, потому что мой ранг, как чиновника, был куда выше, чем у обычного доктора.
– А зачем я в госпитале? – спросил я.
У него не было права не ответить. Только серьезная государственная необходимость могла дать ему такое право, но вряд ли таковая сейчас имелась в наличии. Он вытер со лба незамеченный мною ранее пот, снова вздохнул, и грустно молвил:
– Вы три недели в коме были, после аварии вашего «вагнера» в тоннеле.
Это было ни о чем, просто слова. В нашем мире все – просто слова, байты. Более того, есть такая теория «банки с мозгами», утверждающая, что человек – это банка с мозгами. К банке подведены электроды, создающие эффект восприятия мира, но мира на самом деле никакого нет.
– Привет вашей банке с мозгами от нашей, – сказал я.
– Привет, – рассеянно отозвался врач.
– Как растворчик сегодня, не холодит? – вежливо спросил я, – а может, вам пора в формалин, дружище?
Врач пожал своими узкими плечами, но голова не упала.
– Может и пора, – сказал он и усмехнулся.
В этом была и самоирония, и легкое сомнение – может, и на самом деле пора. Мне определенно нравился этот человек, потому что я на его месте вел бы себя так же. Я решил, что могу спрашивать дальше.
– А что Семенов? – спросил я.
На лице врача нарисовался легкий испуг, его словно дернуло током. Он взглянул на меня с сомнением – человек ли это лежит на кровати, есть ли у него уши, способен ли он воспринимать речь? Похоже, мой вид внушил ему кое-какую уверенность, или же он просто знал, что не имеет права мне не ответить.
– Семенов погиб, Сергей Савельевич, – сказал врач, и потянулся
Глава 6
Мы до сих пор не поняли, что такое гроза: муха ли гадит на микросхему, или еще какая-нибудь неполадка. Но может быть, что гроза – это именно гроза, специально написанная сцена, чья-то дипломная работа Там. О не столь ценных своей эстетикой, как гроза, происшествиях мы знаем еще меньше.
Вот такие в жизни случаются пироги, товарищи. «Вагнер» сдулся, скукожился, сплющился под тяжестью мегатонн осевшего грунта, как резиновый утенок, а не бронетитановая игрушка для сытых госслужащих. Спасла конструкция тоннеля, укрепленного достаточно большими плитами, которые, обрушиваясь, образовали пустоты. Семенов, похоже, выволок меня из машины, или я его выволок, этого определить не смогли, да это уже и не важно. Обнаружили меня в трех сотнях метров от бывшего «вагнера», на относительно живой площадке под плитами, а Семенова не обнаружили. Может, ничего от Семенова и не осталось, а может, и найдут что-нибудь, потому что в том районе еще разгребают, укрепляют, выясняют причины, и так далее. Короче говоря – функционируют. В таких случаях все функционируют, это помогает. Создатели, Те парни Оттуда, запрограммировали нас таким образом, что мы либо чувствуем, либо думаем, либо действуем. Функционирование – это суррогат действия, применяемый тогда, когда чувствовать запрещено, а думать не получается.
Я тоже снова функционирую. Валялся в коме, бредил бородатыми мужиками, говорят, что старался выжить. «Старался» – это значит, выслушивал речи, вроде «ты уж держись, дружище», и «все будет хорошо». Потом, когда начал лучше слышать, видеть и разговаривать, все пытался определить по голосам врачей, кто из них что мне говорил, а иногда прямо спрашивал:
– Петрович, это ты мне вещал «ну-ка, Сережа, поверни головушку, дорогой», и потом что-то всаживал в шею?
– Не, – ржал добродушный Петрович, – это точно не я был, стал бы я еще спрашивать!
Ну да, Петрович точно не стал бы миндальничать, засадил бы со всем своим добродушием, игла бы с другой стороны шеи вышла. Он ведь тоже старался, все старались, не только я. Петрович, большой, хронически небритый, хриплый, внешне буканьер, а не врач, стал моим ангелом спасителем. Наверное, врачи чувствуют, кого можно просто оставить на роботов, а с кем нужно нянчиться самому. Я был нелегкий случай, потому что вдобавок к несущественным физическим повреждениям у меня была дыра в душе.
«Резерваторы» утверждают, что есть возможность в случае серьезных повреждений скачать резервную копию персонажа. Будешь новый, точнее – старый, ты, со вчерашним телом и вчерашней душой. Эти ребята даже исследования какие-то ведут, все пытаются получить доступ к бэкапам, да только ни у кого пока еще это не получилось, хоть они и утверждают обратное, время от времени являя публике очередного бэкапнутого, якобы восстановленного из хранилища. Я видел таких пару раз – обычные психи. Не знаю, откуда там их восстанавливают, но что во время этой процедуры что-то сбоит – к гадалке не ходи.
Меня пытались просто лечить, без эзотерики, но что-то у них не заладилось, и причина была не в них. После гибели Семенова жизнь потекла иначе. Да, я старался, старался, очень старался, но что-то не отпускало душу, потому что была во мне твердая уверенность, что все происходящее, так называемая жизнь, имеет куда больший смысл, нежели насквозь фальшивое виртуальное бытие компьютерных человечков, всяких там прыгающих, как обезьяна, принцев, озабоченного Ларри и прочих Марио. Будто нам хотят что-то сказать происходящим.