Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье
Шрифт:
Она уже собиралась вежливо отклонить предложение Хагена, но тут в разговор неожиданно вклинился Кох.
— Фройляйн никуда не пойдет, — грубо сказал он, кладя руку на запястье Дайны. — Тем более с таким человеком, как вы.
Хаген повернул голову и некоторое время с интересом изучал набычившегося шифровальщика.
— С каким это таким человеком? — спросил он, наконец, вкрадчиво. — С трусливым? Слабым? Некрасивым? Может быть, с просиживающим штаны в штабе?
Кох смотрел на него, выпятив челюсть. Вид у него был довольно забавный.
— Некультурным! —
— Как сказал Йозеф Геббельс, когда я слышу слово «культура», я хватаюсь за пистолет, [13] — усмехнулся Хаген. — Как быстро вы сможете вытащить ваш пистолет, обершарфюрер?
Дайна не успела и глазом моргнуть, как в руке у Хагена оказался парабеллум, нацеленный прямо в грудь Коха. Скорость, с которой эсэсовец проделал этот трюк, поражала воображение.
— Вы же не будете стрелять? — пробормотал Кох, не отрывая взгляда от парабеллума. — Я имею в виду, по-настоящему?
13
Хаген ошибается, как и большинство тех, кто цитирует эту фразу. Ничего такого Геббельс никогда не говорил. Легенда восходит к высказыванию драматурга средней руки Ханнса Йоста «Когда я слышу слово „культура“, я снимаю свой браунинг с предохранителя».
— Ты думаешь, дядя Хаген с тобой играет? — хмыкнул эсэсовец. — Нет, мой дерзкий дружок, сейчас у нас все взаправду. Знаешь, что со мной будет, если я пристрелю тебя здесь? Мне не дадут орден. Жаль, конечно, но я без него как-нибудь проживу. А как ты проживешь с дыркой в правом легком — я не знаю.
Лицо шифровальщика посерело и стало похоже на кусок заплесневелого сыра.
— Не надо, шарфюрер, я прошу вас… Уберите пистолет, пожалуйста…
Хаген любовался его страхом.
— Уберу, — сказал он, наконец, — если ты извинишься за то, что назвал меня некультурным.
— О, — с облегчением вздохнул Кох, — я, разумеется, приношу вам свои самые искренние извинения!
— И признаешь, что ты всего лишь маленький и трусливый штабной засранец.
— Я… — Кох бросил быстрый взгляд на Дайну. — Нет, шарфюрер, мы так не договаривались!
— Как хочешь, — Хаген щелкнул предохранителем.
— Господи, — сказала Дайна, вставая. — Как все это глупо! Уберите свой пистолет, Хаген, и пойдемте к вашим друзьям.
— Что ж, благодари фройляйн, маленький ублюдок, — парабеллум Хагена с той же фантастической быстротой скользнул в кобуру. — Прошу вас, Дайна.
Кох сидел на стуле, неестественно прямой и бледный. По щеке его медленно стекала слеза.
Хаген, галантно поддерживая Дайну за локоть, провел ее в дальний зал. Там было почти пусто; молчаливый Петр вытирал тряпкой зеленую доску, на которой мелом был написан счет предыдущей игры, похожий на медведя Бруно кружил у стола, выбирая позицию для удара, а светловолосый спокойно пил свое пиво.
— Ты где застрял, висельник? — начал, было, Бруно, но, увидев Дайну, осекся. — Эге, да ты не
— Прошу извинить нашего друга, фройляйн, — светловолосый поставил кружку на стол, не торопясь, подошел к Дайне и, взяв ее ладонь, поднес к губам. — Рольф, к вашим услугам. Этот медведь с кием — Бруно. Ну, а с Хагеном вы, вероятно, знакомы уже давно. Если, конечно, вы и есть та волшебная фея, которую он встретил на берегу реки и о которой прожужжал нам все уши.
— Ну, не стоит так, Рольф, — Хаген, ничуть не смутившись, подмигнул Дайне. — Фройляйн сидела в окружении каких-то штафирок, и я решил, что мой долг — познакомить ее с настоящими мужчинами. Итак, господа, имею честь представить вам фройляйн Дайну Кайните.
«Запомнил, надо же», — подумала Катя.
— Рада познакомиться, господа, — сказала она вслух.
— У вас интересный акцент, — сказал светловолосый. — Откуда вы, фройляйн?
— Из Литвы. Я стараюсь совершенствовать мой немецкий, но у меня еще не все получается…
— О, ваш немецкий безупречен, — улыбнулся Рольф. — Только вот этот акцент… Ваш родной язык — русский?
«Откуда он узнал? — подумала Катя. — Хаген сказал, что они недавно вернулись из Ленинграда…»
— Нет, литовский, — ответила она как можно беспечнее. — Но я много общалась с русскими, особенно в университете.
— Держу пари, у вас был русский парень, — засмеялся Хаген. — Ничто так не помогает выучить язык, как общая постель. Я сам так выучил греческий.
Дайна холодно улыбнулась, давая понять, что не намерена распространяться на эту тему.
— Хаген сказал, вы работаете в Имперской службе здравоохранения, — сменил тему Рольф. — А что вы делаете здесь, на Украине?
— Помогаю своему шефу. Он занимается расовыми исследованиями.
— Послушай, Рольф, — неожиданно вмешался в разговор Бруно, — вы ведете себя просто неприлично. Насели на бедную девочку, как мухи на мед. А ведь фройляйн явно не прочь сыграть партию-другую в бильярд, верно?
— Совсем не против, — Дайна благодарно улыбнулась ему. — Но я, наверное, вам помешала. Вы же уже начали игру?
Светловолосый Рольф небрежно махнул рукой.
— Наоборот, мы уже почти закончили. Сейчас этот потомок Вильгельма Телля забьет в лузу черный мяч, и игра будет сделана. Ну, я же говорил! Становитесь к столу вместо меня, фройляйн.
Дайна сыграла шесть партий — две с Бруно, две с Рольфом и две с Хагеном. У Бруно ей удалось выиграть один раз, Хагена она разделала подчистую, но Рольф проделал то же самое с ней.
— С вами приятно играть, фройляйн, — сказал он, снова целуя ей руку. — Надеюсь, вы еще одарите нас своим обществом?
— Это зависит от того, долго ли вы пробудете в Виннице.
Хаген пожал плечами.
— Кто знает? Только бог и папа Отто.
Дайна вздрогнула.
— Гаупштурмфюрер СС Отто Скорцени, — пояснил Рольф. — Наш обожаемый шеф. Именно ему мы обязаны удовольствием торчать в этой дыре в свой законный отпуск. Правда, ваше присутствие, фройляйн, даже такую дыру способно превратить в рай.