Блокада. Трилогия
Шрифт:
— По-немецки?
Хирт посмотрел на него укоризненно.
— На латыни, естественно. Однако очень скоро ему стало плохо, поэтому эксперимент пришлось прервать.
Гегель постучал по стеклу согнутым пальцем и отошел от ящика.
— Какая жалость, что этот эксперимент нельзя повторить, — сказал он. — Впрочем, я все равно не вижу, чем этот достойный сын Рима мог бы помочь моим поискам.
Хирт пожал плечами.
— Вы правы, оберштурмбаннфюрер. Ничем. Но зато вы могли бы изменить свое отношение
— И что бы это мне дало?
— Без «Аненербе» у вас не получится ни-че-го, оберштурмбаннфюрер. Мы занимаемся поисками уже много лет, а потому знаем об этих удивительных предметах гораздо больше, чем любая другая организация на земле.
— Ну так поделитесь со мной своими знаниями, черт возьми! Для того я сюда и приехал.
Хирт покачал головой.
— Вы не понимаете. «Общество изучения наследия предков» не контрразведка и не партийная канцелярия. Мы не предоставляем информацию по первому требованию или по запросу. Даже если бы нас попросил сам фюрер.
— Даже так? — прищурился Гегель.
Хирт ничуть не смутился.
— Наши знания — это мощное оружие, — тихо сказал он. — Орудие обоюдоострое, которое может принести пользу, а может — великий вред. Я бы не хотел бы причинить вред, оберштурмбаннфюрер.
Гегель помолчал. Прошелся вдоль стеллажей со стеклянными колбами, остановился у одной из них и долго стоял, рассматривая человеческий эмбрион, помещенный в формалиновый раствор.
— Вас надо понимать так, доктор, — произнес он, наконец, — что никаких сведений о ленинградском ученом и его артефакте вы мне не дадите?
Хирт с виноватой улыбкой развел руками.
— Увы…
Оберштурмбаннфюрер Гегель кивнул. Чуть помедлил, а потом взял со стеллажа колбу с эмбрионом.
— Вот что, доктор. У меня чертовски мало времени. Я еще на вокзале сообщил вам, что именно мне от вас нужно. Вместо этого вы водите меня по каким-то подземельям, показываете выжившего из ума Вилигута, рассказываете сказки о воскрешенных мертвецах, а в качестве решающего довода демонстрируете замороженного покойника. Я не ученый и не мистик, доктор. Я офицер Главного управления имперской безопасности. То, что мне нужно узнать, я узнаю в любом случае. У вас есть выбор — рассказать мне все, что вы знаете о русском археологе и его предмете добровольно или сделать это по принуждению. Поверьте, я умею быть убедителен.
— Вы мне угрожаете, оберштурмбаннфюрер? — голос Хирта едва заметно дрогнул. — Вряд ли вы добьетесь своей цели, действуя грубой силой…
— Неужто? — спросил Гегель. — Мое дело предупредить.
С этими словами он уронил колбу на пол и тщательно растоптал эмбрион начищенным до блеска сапогом.
— Понятия не имею о ценности данного экземпляра, и потому буду, любезный доктор, без разбора уничтожать все, что увижу в лаборатории — до тех пор, пока
Хирт побледнел, на лбу его проступили крупные капли пота. Гегель, напротив, чувствовал себя превосходно — наконец-то он дал волю давно копившемуся гневу, который он испытывал по отношению к этому напыщенному болвану.
— Ну так как, доктор? — оберштурмбаннфюрер рассеянно взял с полки еще одну колбу. — Вы по-прежнему считаете, что я недостоин быть посвященным в ваши тайны?
— Вы ошибаетесь! — выкрикнул Хирт. — Если бы вы были недостойным, я не отвел бы вас в Храм и не показал Великого Обряда! Дело совсем в другом! Вы не понимаете того, что видите, а не понимаете потому, что не верите!
Звон бьющегося стекла заставил его умолкнуть на полуслове. Хирт попытался было поймать взгляд контрразведчика, но темные очки защищали Гегеля не хуже рыцарского шлема.
— Разумеется, верю, — мягко сказал Эрвин. — Верю в то, что вижу. А вижу я следующее: вы со своим сумасшедшим Вайстором отлично тратите на совершенно безумные проекты реальные, живые деньги. Деньги германской нации. И не в мирное время, заметьте, а в тяжелую для Рейха годину, когда на счету каждый пфенниг. А это пахнет саботажем, мой дорогой доктор. В лучшем случае.
— Рейхсфюрер не позволит… — начал Хирт, но Гегель поднял палец, и доктор замолчал.
— Что вы скажете, если РСХА начнет проверку деятельности Аненербе? Обычную, бухгалтерскую, у нас ведь тоже есть бухгалтеры. Как насчет небольшого аудита, а, доктор? Я вполне могу вам это устроить. И устрою, клянусь Богом!
— Делайте, что хотите, — сказал Хирт безучастно. — Вы меня не слышите. Я не отказываюсь выполнить вашу просьбу, я просто не могу это сделать, потому что вы не готовы поверить…
— Экий же вы зануда, доктор, — вздохнул Гегель, подошел к стальному ящику и приготовился вырвать из трансформатора кабель.
— Не смейте!
Крик Хирта был похож на визг раненого зайца.
— Это уникальный экземпляр! Вы не можете погубить его!
— Это почему же? Вы же сами сказали — «делайте, что хотите».
Оберштурмбаннфюрер рванул кабель на себя. Заискрило, пахнуло паленой резиной. Трансформатор взвыл на низкой ноте и вдруг заглох.
— Крышка как открывается? — буднично спросил Гегель.
Хирт был похож на соляной столб. Ждать от него вразумительного ответа явно не приходилось.
Оберштурмбаннфюрер обошел ящик, приглядываясь. Крышка откидывалась двумя мощными пружинами, для чего следовало отжать вверх два стальных рычажка. Гегель примерился и положил руки на рычаги.
— Ну, доктор? — спросил он, оглянувшись через плечо. — Не передумали?
— Пожалуйста, — умоляюще прошептал Хирт. — Не делайте этого!
Гегель щелкнул рычажками.