Блокада. Знаменитый роман-эпопея в одном томе
Шрифт:
— Я хочу спросить тебя, — произнес Валицкий, пристально глядя на сына, — что все-таки случилось с той девушкой, с которой ты уехал из Ленинграда?
От Валицкого не укрылось, что в выражении глаз Анатолия произошла какая-то едва уловимая перемена. Однако он тут же пожал плечами и ответил подчеркнуто равнодушно:
— Но ты же меня уже спрашивал об этом. И я…
— Ее нет в Ленинграде, — резко прервал его отец.
— Как нет? — с преувеличенным удивлением переспросил Анатолий. Потом
— Когда? — требовательно спросил Валицкий.
Анатолию показалось, будто потолок комнаты стал ниже. Он уже понимал, догадывался, что в течение сегодняшнего дня что-то произошло. Но что именно? Неужели снова приходил Королев?..
Негодуя на отца, заставшего его так врасплох, на себя — за то, что не может найти правильного, годного на все случаи ответа, Анатолий обиженно спросил:
— Это что, допрос?
— Нет. Но я хочу… Мне важно знать! — настойчиво произнес Валицкий. — Ведь вы уехали из Ленинграда вместе?
— Ну, если тебе это так важно знать, — с иронией ответил Анатолий, — то да. Вместе.
— Ты приехал в тот город в канун войны. На следующий день, по твоему же рассказу, заболел. Верно?
— У меня была справка от врача, — зло ответил Анатолий. — К сожалению, осталась в поезде вместе с документами. Не знал, что она потребуется родному отцу.
— Анатолий, оставь свою иронию, это очень серьезно, — строго проговорил Валицкий. — Следовательно, получается так: эта девушка бросила тебя больного и уехала в Ленинград одна. Верно?
Такого поворота Анатолий не ожидал. В его планы меньше всего входило как-то порочить Веру. Однако он понял, что сам себе расставил ловушку, и стал поспешно искать из нее выход.
— Мы поссорились, — произнес он наконец. — К тому же в моей болезни не было ничего серьезного.
— Но как же так? Ты говорил, что заболел крупозным воспалением легких, не мог сделать ни шагу… И, несмотря на это…
— К тому времени мне уже стало легче, — сказал Анатолий. Неожиданно улыбнулся и проговорил нарочито беспечно: — Не понимаю! Почему ты вдруг решил проявлять такое внимание к моим… амурным делам?
Эти его слова прозвучали так искусственно, так беспомощно, что Федор Васильевич на мгновение испытал чувство острого стыда за сына, оказавшегося в столь унизительном положении.
— Анатолий, — как можно мягче сказал Валицкий, — я прошу тебя, скажи мне правду, что наконец произошло?
В эту минуту ему больше всего на свете хотелось услышать от сына нечто ясное, неопровержимое, что разом уничтожило бы все сомнения.
Однако Анатолий лишь нервно передернул плечами и ответил резко и вызывающе:
— Я тоже прошу тебя… прошу объяснить, что все это
Валицкий почувствовал, как к липу его прихлынула кровь.
— Это значит то, — медленно и не спуская глаз с Анатолия, проговорил он, — что мне звонил отец Веры и сказал, что она до сих пор не вернулась. Я скрыл, что ты здесь, обманул его. Но он позвонит еще раз. И я буду обязан — донимаешь, обязан! — сказать ему, что ты вернулся. И дать ясный ответ, что произошло с его дочерью.
Анатолий молчал.
Федор Васильевич подошел к сыну.
— Ты должен сказать мне правду, — настойчиво повторил он, — ведь, может быть, во всей этой истории нет ничего серьезного, а ты своим поведением заставляешь подозревать бог знает что. Давай вместе подумаем… Ведь я тебе друг!
Федор Васильевич увидел, как дрогнули губы Анатолия. Казалось, что сын вот-вот расплачется.
— Я жду, Толя, — не двигаясь с места, проговорил Валицкий.
— Ну… Ну хорошо, — с трудом произнося слова, сказал Анатолий. — Если тебе это так важно знать… Да, мы уехали из Белокаменска вместе. Потом попали под бомбежку…
Он умолк, точно потеряв нить рассказа, и облизал пересохшие губы.
— Ну, а потом, потом? — нетерпеливо и уже весь охваченный недобрым предчувствием, спросил Федор Васильевич. — Когда вошли немцы, ты… вы тоже были вместе?
— Да, да, вместе! — неожиданно громко и с истерическими нотками в голосе воскликнул Анатолий. — Но я защищал ее! Я дрался с немцами, дрался! Солдат ударил меня сапогом, тяжелым кованым сапогом вот сюда! — кричал он все громче, опуская руку ниже живота. — Меня выволокли… Заперли в сарай… Я задыхался от боли, меня рвало!..
— Ну… а потом? — тихо спросил Федор Васильевич.
— Я рассказывал тебе, что было потом, — с трудом переводя дыхание, сказал Анатолий. — Я пришел в себя… Отодрал доску в стене… Было темно… Я задами пробрался к лесу…
— А Вера? — тихо спросил Валицкий. — Она… осталась у немцев?
— Но что я мог сделать?! — снова воскликнул Анатолий. — Меня преследовали, стреляли вдогонку!
— Ты раньше рассказывал, что тебе удалось уйти незамеченным.
— Я говорил это отцу! Отцу, а не следователю! — уже с нескрываемой злобой крикнул Анатолий.
— Да, да, я понимаю, — как бы про себя проговорил Валицкий.
— Папа, ну пойми же, что я мог сделать? — уже иным, умоляющим голосом произнес Анатолий. — Не мог же я бродить по деревне, полной немцев, и отыскивать Веру! Я ничем не помог бы ей и погиб бы сам. К тому же у меня было задание, важное боевое задание, я ведь тебе говорил! И я выполнил его, хотя, если бы немцы узнали, если бы нашли мой комсомольский билет, который я спрятал под подкладку пиджака…