Блокада. Знаменитый роман-эпопея в одном томе
Шрифт:
— Младший лейтенант, выполняй приказ. Назад!
— Не… не выполню, товарищ капитан! — с каким-то отчаянием ответил Савельев и добавил, почему-то перейдя на «вы»: — Вам одной рукой не справиться.
— Ну черт с тобой, — в сердцах сказал Суровцев и попробовал повернуть долото.
Но и на этот раз красная стрелка не сдвинулась с места.
«Э-э, будь что будет», — мысленно произнес Суровцев и уже с силой попытался повернуть ручку, но опять безуспешно.
—
И Суровцев понял, что иного выхода нет. Может быть, все дело в том, что он просто устал? Молча передал долото Савельеву и взял у него фонарь. Тот вставил лезвие в углубление, спросил:
— Куда поворачивать? Вправо? Влево?
— Влево. Но чуть-чуть! Чтобы только сдвинулась…
Он поднял фонарь на уровень взрывателя и впился глазами в полированную поверхность дна стакана.
Савельев ухватил ручку долота обеими руками, лицо его мгновенно стало мокрым от пота, хотя он еще и не пытался ее повернуть…
Но вот он отступил на полшага, нажал сильнее. И Суровцев увидел, как поблескивающая при свете фонаря выкрашенная красным лаком стрелка чуть отклонилась от буквы «S».
— Стоп! — крикнул Суровцев.
— Что, капитан? Ведь пошла!
— Вижу, что пошла! Но теперь я сам. Все. Уходи. И без разговоров. Обоим погибать ни к чему.
— Уходи сам, если хочешь, а я никуда не уйду, — грубо ответил ему Савельев и поднял фонарь.
Суровцев молча повернулся, снова вложил долото в риску и, в ту же секунду забыв обо всем на свете, как бы слившись воедино с зажатым в руке долотом, плавно повернул его один раз, затем — второй. Взрыва не последовало.
Суровцев знал, что радоваться еще рано. Для того чтобы вывинтить стакан-взрыватель, надо было сделать еще несколько оборотов, и каждый из них, возможно, грозил смертью.
Он повернул еще и еще раз.
Ранее утопленный в теле бомбы, стакан уже на сантиметр возвышался над ее серой, мышиного цвета поверхностью…
Суровцев опять дважды или трижды повернул долото и, почувствовав, что резьба кончилась, бросил инструмент на пол и, обхватив пальцами гладкий латунный стакан, осторожно, бережно вынул его…
Голова у Суровцева кружилась. Он стоял, прижимая к груди взрыватель. Нетяжелый, до половины покрытый резьбой, а в нижней своей части совершенно гладкий, проклятый этот стакан был теперь никому не страшен.
Суровцев отдал его Савельеву:
— Посмотри игрушку.
Оставался еще один взрыватель. Он тоже мог быть установлен на неизвлекаемость. Но чувство опасности у Суровцева уже притупилось, напряжение спало.
—
Присел на корточки и, вставив долото в прорезь, сделал попытку повернуть стакан. У него опять ничего не вышло — одной рукой работать было трудно.
Он вылез из-под бомбы и сам протянул долото Савельеву:
— Давай действуй.
Теперь, сидя на корточках, Суровцев держал фонарь и неотрывно следил за каждым движением Савельева.
— Не спеши… Спокойно. Так… пошла, пошла! Отдохни… теперь отворачивай дальше…
Гладкий полированный стакан медленно вылезал наружу.
— Все, убери долото! — приказал Суровцев и стал вывинчивать стакан пальцами. Через мгновение он уже сжимал взрыватель в руке. Потом поставил его на цементный пол рядом с первым, в отдалении от бомбы.
— Сволочь… — Он глядел на взрыватели и повторял: — Сволочь… Вот сволочь!
Поднялся на затекших ногах и усталым, тусклым голосом сказал в темноту:
— Все, товарищи!
Затем вытащил из кармана часы.
— Наверное, поздно, капитан, — спросил Савельев, — никуда не успеем?
Андрей, видимо, все еще не отдавал себе отчета в том, что выбраться из подвала без посторонней помощи невозможно.
— Без пяти семь, — сказал Суровцев и прислушался. Наверху было тихо.
Он стоял, задумавшись и по-прежнему держа часы на раскрытой ладони. Потом неожиданно протянул их Савельеву:
— Возьми.
— Чего? — недоуменно переспросил Савельев.
— Часы, говорю, возьми.
— Зачем, капитан?
— Бери, говорю! — повторил Суровцев. — Ну… на память.
— Да ты что, капитан! Это ж боевые, дареные!
— Вот и будут дареные.
— Дак там же имя ваше написано!
— Имя, если хочешь, сотри. Рашпилем.
— Ну… спасибо, — улыбнулся Андрей. — Только имя ваше я стирать не буду.
Он взял часы и осторожно опустил их в брючный карман.
— Теперь что будем делать, товарищ капитан?
— Спать, — усталым голосом произнес Суровцев.
— А как же насчет?..
— Не знаю. Хочу спать.
При свете фонаря они отыскали свободное место у стены и легли рядом. Суровцев заснул мгновенно.
Среди ночи бомба сорвалась с перекрытий и с грохотом упала на каменный пол. Но она была уже безопасна.
…Откопали их только под утро.
12
В грохоте вражеских бомб и снарядов, в огне пожарищ встречал Ленинград приближающуюся двадцать четвертую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции.