Блокада. Знаменитый роман-эпопея в одном томе

Чаковский Александр Борисович

Блиндаж оказался вместительным. В первой его половине по обе стороны тянулись нары. Справа от двери прямо на нарах стояли два полевых телефона и возле них — сделанная из снарядной гильзы коптилка. Здесь же располагался связист. На противоположной, левой стороне нары аккуратно были застелены серым армейским одеялом и сверху лежал полушубок — очевидно, там расположился младший лейтенант.

Спустя минуту откинулся полог, разделявший блиндаж на две части, и при свете коптилки Звягинцев увидел высокого, худощавого,

средних лет полковника. Даже в полумраке Звягинцев мог различить резкие, волевые черты его лица. Он был одет по всей форме, поясной ремень, слегка оттянутый кобурой с пистолетом, поддерживала портупея. Гимнастерка застегнута на все пуговицы. Командный состав УРов всегда и везде отличала особая подтянутость.

— Здравствуйте, товарищ Звягинцев, — доброжелательно улыбаясь, сказал полковник, — прошу проходить. — Он высоко приподнял брезентовый полог.

— Разрешите выполнять? — спросил из-за его спины младший лейтенант.

— Действуй! — не оборачиваясь, ответил полковник.

Лейтенант обошел Звягинцева и исчез, плотно прикрыв за собой дверь.

— Прошу, — снова повторил полковник.

Звягинцев, слегка пригибаясь, сделал два шага вперед.

Вторая половина блиндажа представляла собой почти комнату, оборудованную с максимальным фронтовым комфортом. Слева у стенки стоял топчан. На противоположной, правой стороне висели карта и два небольших портрета — Сталина и Жданова. У дверного проема была прибита самодельная вешалка — узкая, гладко выструганная деревянная планка с загнутыми в виде крючков гвоздями, на одном из них висел полушубок. К переднему простенку примыкал стол, на котором горела карбидная лампа. По обе стороны стола тянулись скамьи. В центре помещения дышала теплом железная печка.

— Что ж, товарищ комендант, — сказал Звягинцев, — начнем с представления. — И снова сунул руку в карман, намереваясь вынуть удостоверение.

Малинников отстраняющим жестом остановил его:

— Нет необходимости. Мне сообщил о вас полковник Монес. Представляться, по-видимому, надлежит мне.

Звягинцев ощутил некоторое неудобство оттого, что Малинников ставит себя в положение подчиненного. Тот, наверное, уловил это и, желая выровнять отношения, заговорил уже подчеркнуто неофициально:

— Что же вы не раздеваетесь, товарищ Звягинцев? Чувствуйте себя как дома. — И, как радушный хозяин, взял у него из рук полушубок, повесил рядом со своим.

В это время за пологом началась какая-то возня. Потом угол брезента откинулся, и Звягинцев снова увидел младшего лейтенанта.

— Сюда, — показывал он кому-то на стену, где висела карта.

Затем появилась чья-то спина в шинели и ноги в огромных валенках, переступающие мелкими шажками. За коренастым бойцом, пятившимся задом, показался вскорости другой, маленький и поджарый. Они вдвоем несли топчан.

—

А теперь постель. Быстро! — приказал младший лейтенант, когда топчан был установлен у стены, но так, чтобы не мешать подходу к карте. Сам он подхватил чемоданчик Звягинцева, оставленный у входа, сунул его под топчан и тут же удалился.

— Если вместе поселимся, не возражаете? — осведомился Малинников.

— А не стесню? — неуверенно проговорил Звягинцев.

— В тесноте да не в обиде, — улыбнулся полковник. — Вдвоем жить веселее. Впрочем, — поправился он, — веселья у нас тут мало. Покомандуете, сами убедитесь.

— Командовать будете вы, товарищ комендант, — сказал Звягинцев, чтобы разом поставить все на свои места. — Я не подменять вас приехал. Давайте-ка присядем и познакомимся по-настоящему.

— Рано, товарищ Звягинцев, рано! — слегка щуря глаза, возразил Малинников и крикнул, переводя взгляд на полог: — Ну, что там?

Ответа не последовало.

— Дисциплинка!.. — недовольно пробурчал Малинников и, подождав, пока сядет Звягинцев, сам расположился напротив. — С чего начнем? — спросил он.

Звягинцев не успел ответить. За пологом послышались чьи-то мягкие шаги, и тут же младший лейтенант внес на вытянутых руках самовар, исходящий паром.

— Опаздываете, младший! — притворно строго бросил комендант и, переводя взгляд на Звягинцева, пояснил: — У нас так заведено, чтобы самовар был всегда наготове. А вот со стаканами — беда. Были — разбились. Кружками обходимся, по-солдатски…

Младший лейтенант то исчезал за пологом, то появлялся снова, ставя на стол кружки, чайник, блюдечко с мелко наколотым сахаром, тарелку с черными армейскими сухарями, банку свиной тушенки.

Наблюдая за этими сборами, Малинников пошутил:

— Есть у меня, товарищ Звягинцев, один крупный недостаток: не потребляю хмельного. Зарок дал: после победы отопьюсь. На вас, однако, зарок мой не распространяется. Младший! — снова позвал он.

Но Звягинцев предостерегающе поднял руку:

— Всему свое время.

— Отставить! — сказал Малинников появившемуся младшему лейтенанту и стал разливать по кружкам чай.

Звягинцев отхлебнул из своей кружки и сказал решительно:

— Извините, товарищ Малинников, не будем терять время. Давайте соединим приятное с полезным. Есть много вопросов, которые…

— А вы думаете, у меня их нет? — прервал комендант. — Только и я полагал, что всему свое время. Впрочем, если не терпится, я к вашим услугам.

— Не обижайтесь, товарищ Малинников, — миролюбиво сказал Звягинцев, — и давайте ваши вопросы.

— В таком случае вопрос первый: недовольны нашей работой? Ну там, на Дворцовой? — Как и большинство ленинградцев, Малинников называл площадь Урицкого ее старым именем.