Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941 —1942 гг.
Шрифт:
Сослуживцы
1
Сослуживцы, может быть, и не являлись для многих людей близкими, но работая вместе, они не могли не делиться с ними заботами и поэтому лучше узнавали друг друга. Коегде даже пытались «вскладчину» отпраздновать Новый год – приберегали для этого кусочки хлеба, конфеты [1241] . «Оживленно трактовались вопросы, связанные с питанием, передавались разноречивые мнения врачей, следует ли растягивать сахарный или жировой паек на декаду или съедать его в один-два дня», – вспоминала М. А. Садова о разговорах сослуживцев в Публичной библиотеке [1242] . Все хотели выжить и эти «бытовые» разговоры становились бесконечными: общее горе сплачивало людей.
1241
Холмовская Т. Д. Театр – военный объект // Без антракта. С. 215.
1242
Садова
И так было везде: спорили, возмущались, жалели. Так было принято, и чужие невзгоды встречали сочувственный отклик, хотя нередко этим и ограничивались. Старые традиции взаимоподдержки не могли изгладиться полностью. И каким бы ни было время, поддерживали сослуживцев, когда понимали, что они могут погибнуть. Прямо за помощью обращались редко, проще, наверное, было дать что-нибудь взамен. «…Одна сотрудница похвасталась, что у нее запасено 20 кг рису…У меня хватило наглости попросить у нее для ребенка две столовых ложки рису, но… она отказала», – читаем мы в записках Э. Соловьевой [1243] ; как бы ни гордились своей удачей, но страх, что завтра снова придется голодать, нередко намертво сковывал людей.
1243
Соловьева Э. Судьба была – выжить. С. 220.
Чаще всего обращались к администрации и профкомам, когда надеялись, что могут, не объедая никого, получить из государственных (не личных) средств «бескарточный» суррогатный суп из сои и дрожжей, какие-то плитки шоколада, печенье – о многом никто и не мечтал. Это, правда, зависело от того, где трудились ленинградцы. «Мама слегла. Написала мне записку на хлебозавод, где она работала кондитером, чтобы мне что-нибудь дали… В проходной подала записку… Дали буханку, сказали, чтобы спрятала под кофточку», – вспоминала В. Тихомирова [1244] . Там, где имелась возможность помочь не только из собственных скудных сбережений, люди иногда оказывались щедрее. А. Ф. Евдокимов записывал в своем дневнике 10 февраля 1942 г.: «Табельщицы… подбрасывают мне лишний талон на обед» [1245] — но ведь им, занятым распределением заводских продуктов, было все-таки легче это сделать. Труднее было другим.
1244
Воспоминания В. Тихомировой цит. по: Разумовский Л. Дети блокады. С. 59–60.
1245
Евдокимов А. Ф. Дневник: РДФ ГММОБЛ. Оп. 1р. Д. 30. Л. 82.
«Спасите, погибаем» – таково содержание записки одной из сотрудниц Академического архива, переданной сослуживцам за несколько дней до смерти. И считалась она «замечательным и преданным» работником, отличалась стойкостью, никогда не жаловалась – а помочь нечем: «Председатель месткома… носила им из столовой обеды из воды» [1246] .
2
Сослуживцы, когда это было возможно, часто сами, безо всяких просьб, шли навстречу обессиленным, опустившимся, утратившим представление о нормах цивилизации. Разнообразием подарки не отличались. Делились и суррогатами [1247] , но и в воспоминаниях, и в дневниках часто подчеркивались те эпизоды, когда отдавали и порции настоящей, «цивилизованной» еды, хотя и маленькие. Среди подарков – хлеб, молоко, колбаса, сахар, крупа, папиросы [1248] . З. А. Милютина писала о тете, которой сослуживцы принесли мерзлую картошку, найденную в поле после обстрела [1249] ; не исключено, что радость от неожиданной находки обусловливала, пусть и ненадолго, большую щедрость людей.
1246
Из дневников Г. А. Князева. С. 37 (Запись 5 января 1942 г.).
1247
«На работе курьерша Цветкова принесла немного студня из каких-то ремешков – угостила. Съел, конечно…» (Самарин П. М. Дневник. 9 января 1942 г.: РДФ ГММОБЛ. On. 1 Л. Д. 332. Л. 81. См. также воспоминания В. И. Струлева (Чурсин В. Д. Указ. соч. С. 144).
1248
Бочавер М. А. Это – было: ОР РНБ. Ф. 1273. Д. 7. Л. 33–34; Воспоминания B. C. Костровицкой // Женщины и война. С. 287.
1249
Милютина З. А. Мы жили в блокаду… 1941–1942 гг.: ОР РНБ. Ф. 1273. Л. 9.
Вряд ли это давалось легко [1250] , но отметим, в каких случаях чаще всего помогали сослуживцам. А. Самуленкова потеряла продовольственные «карточки» на 20 дней. Что это значит, понимали все – ее спас начальник МПВО Пименов [1251] . Д. С. Лихачев передал коробку сухарей библиотекарше: «У нее умер от истощения муж и умирали дети (двое)» [1252] . Истощенной О. Берггольц, собравшейся в дальний путь к отцу, на окраину города, сослуживцы «налили жидкого, чуть сладкого чая», отдали и несколько папирос [1253] .
1250
«Какой
1251
Самуленкова А. Великая человечность // Память. Вып. 2. С. 208. См. также воспоминания Л. Шулькина об эвакуации рабочих Кировского завода: «За четыре дня до отъезда ко мне обратились две сестры – сотрудницы цеха – за помощью: они потеряли хлебные карточки… Надо было продержаться четыре дня. Я отдал им свою карточку на эти дни. Сам питался жмыхами, небольшой запас которых у меня был» (Шулькин Л. Воспоминания баловня судьбы. С. 153).
1252
Лихачев Д. С. Воспоминания. С. 477.
1253
Берггольц О. Встреча. С. 157.
«Почти падая без сил, он шел домой и встретил директора школы-интерната», – вспоминала о своем отце Е. Кривободрова. Директор вряд ли являлся для него близким человеком («знакомы они были по работе»), но не прошел мимо: «…Напоил отца горячей водой, дал какую-то еду и еще подарил горсть смеси разных круп, чечевицы и гороха для мамы и для меня». Читая опись этих скудных даров, в которой нет и умысла придать подаркам большую весомость, нельзя не поверить другому свидетельству мемуариста: «Сам истощенный… голодал» [1254] .
1254
Кривободрова Е. Великие уроки // Память. С. 346–347.
Трудно было делиться – и делились, когда понимали, что умирающему недолго осталось жить, когда видели просящие взгляды и неумелые жесты того, кто старался хоть чем-то оказаться полезным в ответ на благодеяние. Все можно было обойти, везде можно было промолчать, всем можно было отказать – но делились. Эта одна из главных примет блокады. Так поступали и друзья, и соседи, и сослуживцы, и другие, малознакомые и даже незнакомые люди. Возразят, что стыдно было на глазах у всех отворачиваться от просителя, с которым работали долгие годы, – но то ли еще бывало в «смертное время». Вот история библиотекаря С. С. Казакевич, которая получила для сотрудниц пайки по 50 г масла. «Ремесленники» украли у нее одну порцию [1255] . Не будем ничего придумывать, но ведь сцену дележа продуктов среди сотрудниц представить нетрудно: радостное волнение одних, растерянность и «голодный» взгляд той, что принесла им масло. «В библиотеке я своим ничего не сказала, но они заметили и поделились» – какими же восприимчивыми и жалостливыми должны были еще оставаться изможденные люди, чтобы в своей беде суметь откликнуться и на беду других.
1255
Воспоминания С. С. Казакевич // Публичная библиотека в годы войны. С. 133.
У сотрудницы той же библиотеки М. М. Черняковой, работавшей в унитарной команде МПВО (УК), похитили «карточки». Это не 50 г масла – это цена жизни. Начался ее скорбный путь: «В первый раз я у себя в УК, у девочек поела». Все голодные, надо искать кого-то еще: «В другой раз у сестры питалась». Так и ходила она к друзьям, знакомым и родным, прося о крошке хлеба. После «свалилась», и казалось, была обречена: «Три дня без хлеба жила… лежала без движения». И ее спасла сослуживица: «Лепешки пекла» [1256] .
1256
Воспоминания М. М. Черняковой // Там же. С. 146.
И еще один случай. Ассистент медицинского института, как вспоминала А. В. Налегатская, «каждое утро уходил с сыном, чтобы поймать собаку или кошку». Несомненно, об этом знали сослуживцы, если это делалось на виду у всех, если об этом не стеснялись говорить. Но что они могли сделать? Ни кошек, ни собак ассистенту поймать не удалось. Умерли его жена и сын, но осталась дочь – и чувство сострадания пересилило все: «Девочку сотрудники кафедры поддерживали своими крохами». А потом погиб и отец и ничто, казалось, не связывало эту семью с теми, кто помогал ей. Никогда мы не узнаем, как смотрела девочка на спасавших ее людей, как ждала кусок хлеба, как ела его. Не бросили ее: «…Девочку поддерживали сотрудники кафедры, и она осталась жива» [1257] .
1257
Налегатская А. В. [Запись воспоминаний] //900 блокадных дней. С. 189.
3
Соотношение «добровольного» и «принудительного» в благородных поступках сослуживцев часто определить сложно. Искали по поручению парткома коммунистов и ухаживали за ними, откликались на записки, посланные в профком «лежачими» рабочими. Коллективизм, присущий любому труду, побуждал людей внимательнее следить за состоянием работавших рядом сослуживцев [1258] . Они не были отделены друг от друга прочными стенами. Сотни блокадников падали на улицах и мимо них проходили безучастно, но трудно представить, чтобы не подняли того, кто упал у станка или своего рабочего места.
1258
См. Вологдина В. Н. Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) Российской академии наук в годы войны и блокады // Ленинградская наука в годы Великой Отечественной войны. СПб., 1995. С. 109.