Блокадный пасьянс
Шрифт:
Лееб:
Болезнь (радикулит) отступает. Ночью спал. Утром поднялся на ноги.
С девяти часов утра до обеда у нас находился главнокомандующий сухопутными войсками генерал-фельдмаршал фон Браухич. Группа армий «Север» должна овладеть Петербургом, по возможности высвободив при этом части для ведения боевых действий в районе озера Ильмень. Выдвижение 4-й танковой группы из района южнее озера Ильмень и Псковского озера запланировано на 10 июля. Главнокомандующий
Вечером подготовлен проект приказа о продолжении наступления на Ленинград.
Буров:
Враг с ходу попытался прорвать нашу оборону на подступах к Пскову. На рубеж, проходящий по реке Черёхе, он бросил большое число танков, однако потерпел неудачу. Гитлеровцам пришлось вернуться на исходные позиции. Надёжную поддержку нашим танкистам оказали артиллеристы.
Готовятся к боям войска, занявшие позиции на Лужском рубеже. Однако и здесь не хватает сил.
Автор:
Фельдмаршал Браухич подтвердил намерение ставки Гитлера захватить Ленинград, но одновременно впервые дал понять, что не все силы, ориентированные на овладение Ленинградом в соответствии с первоначальным замыслом, будут теперь задействоваться для этого. Соединения, предназначенные для боёв в районе озера Ильмень, должны будут располагаться на стыке с войсками группы армий «Центр», наступающей на Москву. В нужный момент их перебросят для выполнения задачи на московском направлении. Силы германской армии стремительно таяли. По существу это был отход от плана «Барбаросса». За этим стоял начальник генерального штаба ОКХ генерал-полковник Гальдер со своей идеей блокирования Ленинграда.
Лужский рубеж представлял собою систему оборонительных сооружений на берегах Луги и других рек до озера Ильмень. Он включал две полосы обороны протяжённостью до 175 километров. Рубеж был хорошо подготовлен в инженерном отношении. На нём устанавливались мины, отрывались противотанковые рвы, устраивались лесные завалы. Советские войска, оборонявшиеся на Лужском рубеже, задержали продвижение противника, не дали ему возможности с ходу достичь предместий Ленинграда.
Лееб:
Приказ по группе армий «Север» ещё раз доработан. После этого впервые после приступа радикулита я вернулся в штаб группы.
Генерал фон Рок, командующий тыловым районом группы армий, жалуется, что в Ковно произведены массовые расстрелы евреев (тысячи). В них участвовали литовские силы самообороны по указке немецких полицейских органов. Мы к этим мероприятиям не привлекались. Было бы лучше и дальше дистанцироваться от этого. Рок, пожалуй, прав, говоря, что подобным образом, скорее всего, нельзя решить еврейский вопрос. Самым надёжным способом в этом смысле была бы стерилизация всего мужского еврейского населения.
Буров:
В районе Пскова тяжёлые бои. Они идут уже непосредственно за город.
Создалась реальная угроза прорыва противника к Луге. А это уже угроза
Скрябина:
Пишу, вернувшись из Ленинграда. Навещала мужа, зашла к себе на квартиру. Всё виденное и слышанное безрадостно. Люди продолжают метаться. Каждому кажется, что район, в котором он живёт, самый опасный, а у знакомых спокойнее. В нашу квартиру переехали дядюшка с тётушкой. Всё по той же причине: наша квартира будто надёжнее. Заняли комнату Юры. Я, конечно, разрешила. Сейчас мы не живём в городе, а если даже и вернёмся, то о комфорте думать не приходится.
Каждый день новые тревожные вести. То уверяют, что немцы обязательно пустят газы (это меня пугает больше всего), то идут слухи, что через месяц Ленинград будет занят. Но чаще говорят, что скоро наступит голод, так как крупные продовольственные запасы, о которых твердили газеты, – это очередная ложь.
На рытьё окопов людей посылают тысячами, десятками тысяч. Все учреждения превратились в мобилизационные пункты: служащих, пришедших на работу, обычно организуют в бригады и отправляют в прифронтовую полосу. Едут барышни в сарафанчиках и босоножках, им даже не разрешают поехать домой переодеться и взять хотя бы самое необходимое. Неизвестно, велика ли от них польза, ведь вся эта городская молодёжь даже с лопатами обращаться не умеет, не говоря уже о ломах, которыми приходится пользоваться, так как почва в одних местах глинистая, в других от засухи твёрдая, как камень. Условия тяжёлые: ночуют, где придётся, часто под открытым небом. Немцы сбрасывают бомбы или осыпают пулемётным огнём.
Вчера вернулся из концентрационного лагеря Куракин, муж нашей соседки по квартире. Два года она хлопотала, добиваясь пересмотра дела, но всё было безуспешно. Теперь война помогла – его выпустили. Вначале Любовь была на седьмом небе, не верила, что он вернулся. Но первый порыв прошёл, и между ними установились очень странные отношения. Он просто страшен. Подавлен, пуглив, боится рот раскрыть. Она потихоньку от него нашёптывает мне, что он там перенёс. Рассказывает, что его сильно и многократно били, требуя каких-то признаний в несовершённых им преступлениях. У него сломано ребро, на одно ухо не слышит.
Ещё Любовь рассказывала мне о своих приключениях. Ведь она на этих днях вернулась из Белоруссии, куда ездила за детьми. Пробралась в самое пекло. Соседняя деревня была уже в руках немцев. Говорит, что видела немцев в нескольких шагах от себя. Ничего страшного в них не нашла, люди как люди, и даже отнеслись к ней сочувственно и предупредили, чтобы лучше легла за камень, так как в это время шла перестрелка.
Больше всего её пугало то, что с ней был её партийный билет, предусмотрительно запрятанный в чулок. Была уверена, что если найдут билет, то ей несдобровать. Всё завершилось вполне благополучно. Детей она нашла, часть пути проехала с ними на поезде, часть – на грузовике, а в некоторых местах шла пешком.