Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке "нет"!)
Шрифт:
Монголы катились, ломая друг другу кости и вопя от ужаса, некоторые уже достигли стены, затихли, погребенные под телами товарищей, но самого страшного для непобедимого до сей поры войска еще не настало. Некоторое время гомункул плавно, словно в замедленной съемке, кренился вместе со своим массивным седалищем, и даже не предпринимал попыток удержаться. На несколько томительных секунд задние ножки стула зависли, оторвавшись от пола, жир на теле уродца обвис, подчиняясь силе земного притяжения, а затем, подчиняясь этой же силе, его тело сорвалось со стула и покатилось многотонной массой прямо в сторону кучи распластавшихся монголов. Бастурхан с окружением упали одновременно с гомункулом. Только в самый последний момент отчаянным усилием воли и мышц Повелитель
Раздались вопли боли и ужаса, треск ломающихся костей, пол внезапно выровнялся и поднявшийся Бастурхан некоторое время стоял на дрожащих ногах, не решаясь посмотреть, что стало с его войском.
– Повелитель… – Он пребывал в таком состоянии духа, что с трудом узнал голос преданного Умагула. – Повелитель, ты только посмотри…
Ему все же пришлось повернуть голову и увидеть то, что и ожидал. Еще несколько сотен его непобедимых воинов никогда не увидят красивого степного заката и не ощутят на губах вкуса свежего кумыса. Кровавые мясные блины попавших под Подпутинский каток несчастных могли бы заставить неподготовленного человека вывернуться желудком наизнанку. Остальные, прижатые многотонной махиной к стене, со стонами выбирались из-под смертельного мясного гнета. По оценке Бастурхана, розовое исчадие ада убило и искалечило не менее сотни его преданных воинов. Сам гомункул лежал в груде монгольских тел неподвижно, а в нескольких метрах от эпицентра мясорубки валялся стул, который тоже переломал кости нескольким попавшимся на его пути бедолагам. Монголы вскакивали на ноги, трясли головами подобно пропустившим удар боксерам, смотрели на гомункула бессмысленными глазами, как недавно смотрел на них он сам.
– Собрать убитых и раненых… – сказал Бастурхан, чувствуя бесконечную усталость. Но хуже этой усталости было появившееся чувство обреченности. Он понял, что из этой западни ему не выбраться. Ни ему, ни его храбрым воинам. А ведь победа была так близка… Русский хан оказался хитрее, чем он думал, русский хан сумел организовать такую оборону, которую не преодолеть простому, рожденному простой женщиной смертному…
Мрачно посмотрев на увеличившуюся груду тел погибших в страшном зале воинов, Бастурхан перевел взгляд на не менее великое количество раненых и скомандовал:
– Сотникам пересчитать своих бойцов и доложить мне общую численность. Всем разбиться по группам и занять свои сектора. Выполнять… Мы погибнем, брат, – сказал он сопящему рядом Борису-Батыру. – Мы все здесь погибнем. Нам не уйти из этого зала. Русский хан оказался твердым орешком. Я его недооценил.
Борис-Батыр пожал плечами и засопел еще громче.
– Я не хочу! – внезапно закричал олигарх так пронзительно, что монголы прекратили перекличку и замерли, повернув головы к Повелителю и его окружению. – Я не хочу умирать! – Он брякнулся на колени, молитвенно сложил ладони под подбородком, поклонился и громко, прочувствованно произнес: – Владимир Владимирович, признаю свою ошибку! Был неправ, прошу извинить меня великодушно, больше этого не повторится… – Не зная, где находится президент, Подберезовский, поворачиваясь на коленях, на всякий случай повторил это еще трижды, повернувшись в три оставшиеся стороны. И только тогда опомнившийся Умагул, вопросительно посмотрев на Повелителя, закатил банкиру такую оплеуху, что тот упал и затих, перестав, наконец, смущать своим поведением бесстрашных монгольских воинов.
– Осталось пятьсот человек… – не веря, шепотом повторил Бастурхан вслед за своим сотником. – Всего за два часа я потерял половину своего войска…
– Ты хотел рукопашной схватки, – вдруг раздался бодрый голос российского президента, заставив Бастурхана вздрогнуть и очнуться от мрачных мыслей. – Сейчас ты ее получишь.
– Воины, приготовиться! – зычно выкрикнул Повелитель, разом избавившись от минутной слабости. – Воины, сейчас мы…
Договорить он
– Бей узкоглазых, пацаны!
Не понимая, что происходит, Бастурхан несколько секунд оторопело смотрел, как избивает его бойцов этот неожиданно появившийся сброд. Но ему тут же стало не до размышлений. Умагул и его помощники охватили своего Повелителя плотным кольцом, но не прошло и минуты, как несколько защищавших его телохранителей уже пали под натиском яростно налетевшей массы бритоголовых мужиков с хриплыми голосами и красными обветренными лицами. А еще через секунду Бастурхан уже сам был вынужден принять участие в схватке. Увернувшись от сверкнувшей перед самым его лицом заточки – огромного острого гвоздя, вбитого в деревянную, обмотанную синей изолентой рукоятку, – он ловко схватил нападавшего за руку, с хрустом вывернул кисть, и, с удовлетворением услышав звякнувший о паркет металл, успел прочитать на бирке падающего со стоном мордастого мужика: «ИТК № 24-859. Кутепов В.И.»
– Веселей, братцы, веселей! – раздался откуда-то сверху сиплый голос явно выпивающего человека, и задравший голову Бастурхан с удивлением увидел болтающуюся под потолком зала деревянную решетчатую люльку. В люльке стоял кряжистый мужик с мегафоном в руке, одетый в форму майора российских внутренних войск. – Все, кто завалит по паре узкопленочных гавриков, пойдут на условно-досрочное освобождение!
В следующий момент Бастурхану чувствительно досталось чем-то твердым в плечо, он резко развернулся и опять только чудом успел перехватить чью-то занесенную над его головой руку с куском ржавой арматуры. Рядом как лев бился Борис-Батыр, раздававший зэкам такие мощные оплеухи, что те разлетались подобно легким картонным куклам; громко кричал, отдавая команды телохранителям, верный Умагул, которому, кажется, сломали руку, а олигарха нигде не было вино, его уже и след простыл…
Монголы уже едва держались на ногах и Повелитель разрешил остаткам своего войска присесть. Так, сидя, и устроили перекличку. Когда выяснилось, что дееспособных бойцов осталось чуть более ста человек, Бастурхан побледнел. Да, так и есть. Все шло к тому, что из заколдованного зала им не выбраться. Аккуратно разложенные трупы занимали уже добрую четверть зала, еще четверть занимали не способные самостоятельно передвигаться раненые.
– Эй, – как бы ни к кому конкретно не обращаясь, сказал он в полной тишине. – Дай вынести павших, окажи помощь раненым.
– Нет проблем, – тут же отозвался знакомый бодрый голос.
Уже без малейшего удивления монголы проводили взглядами медленно опустившиеся участки пола с ранеными и убитыми, на место которых тут же поднялись другие, точно такие же, только без людских тел и пятен крови.
– Дай моим воинам пить...
Из пола тут же выплыл длинный стол с графинами воды и пиалами, наполненными кумысом. Утолившие жажду монголы смотрели на своего Повелителя, а тот впервые не знал, что делать дальше. Он не знал даже, что им сказать для укрепления боевого духа.
– Ох, хорошо, – сказал Подберезовский, осушив третью пиалу подряд. – Ох и люблю же я кумыс… – Он вытер пот с лица прямо рукавом дорогого пиджака и поискал глаза мрачно молчавшего Повелителя. – А здорово мы бились, правда, Бастурхан Бастурханович? – Тот не ответил и олигарх сказал громче, в расчете на совсем другого повелителя: – Но я бы все-таки предложил вам сдаться, конечно. Нет, правда-правда, в этом нет ничего зазорного! Все-таки следует соблюдать законность и… Ну, и вообще не мешало бы нам честно признать свое поражение, потому что… – В следующий момент он был вынужден отбежать от замахнувшегося на него Умагула. – Ишь, размахался. Смотри, вот сломаю тебе вторую клешню…