Блондинка в черном парике
Шрифт:
Похоже, я действительно дал маху. Я абсолютно ничего не почувствовал. Ничего, понимаешь? А потом она заявила, что нацелилась моим пистолетом в мои же кишки. И она это сделала!
– Не думаю, что мне понравится иметь напарником парня, который настолько потерял голову, что даже не может сохранить в кобуре свой собственный пистолет.
– Это что, своего рода извращенная сексуальная инсинуация?
– Вовсе нет. Ладно, нужно пойти позвонить. Надеюсь, что она не додумалась обрезать провода.
– Салли не заходила внутрь коттеджа.
– Поблагодарим всевышнего за небольшие милости. Сейчас как раз тот самый момент, когда они нам очень понадобятся.
– Скажи-ка, Диллон, у тебя достаточно хорошие связи
Глава 16
Салли знала, что Джеймс сюда явится. Может быть, не сию минуту, но достаточно скоро. Она также понимала, что у нее было время. Довольно паршиво, что она сразу не додумалась выдернуть телефонный провод, тогда бы ей действительно удалось его задержать. Хорошо, что у нее по крайней мере есть какое-то преимущество на старте.
Она вывела «олдсмобиль» на абсолютно пустую стоянку неподалеку от Купертон-стрит. Она вышла из машины, заперла дверь и, надев куртку Джеймса, которая придавала ей весьма экстравагантный вид, медленно побрела к дому номер триста тридцать семь по Ларк-стрит – красивому особняку из красного кирпича, выстроенному в георгианском стиле. На первом этаже горел свет. Салли мысленно помолилась, чтобы Ноэль оказалась дома и чтобы там не было ни полиции, ни ФБР.
Она низко пригнулась и побежала вдоль полосы кустарника к библиотеке, расположенной на первом этаже. Кабинет отца. Именно в этой комнате Салли впервые увидела, как он избивает ее мать. Было это десять лет назад. Сначала был колледж с ночными телефонными звонками домой и частыми посещениями – более частыми, чем ей этого хотелось, порой даже неожиданные визиты среди недели – и все лишь для того, чтобы удостовериться, что отец не бьет Ноэль. Салли чувствовала, что гнев отца, вызванный ее вмешательством, разрастается, как снежный ком, но его положение в обществе, которое год от года становилось все более высоким, и его безумный ужас от одной только мысли, что кто-то может прослышать, что Эймори Сент-Джон избивает свою жену, держали его в рамках – во всяком случае, большую часть времени.
Как только Салли поняла, в чем дело, ей стало ясно, что если он рассержен, то начнет избивать мать, стоит только Салли выйти за дверь. Хотя нельзя сказать, чтобы Ноэль хоть раз заикнулась об этом.
В один из своих приездов Салли оставила свой свитер и почти сразу же вернулась за ним в дом. Открыв парадный вход своим ключом, она прошла в библиотеку, и как раз вовремя: ее глазам предстали съежившаяся на полу мать и отец, пинающий ее ногами.
– Я звоню в полицию, – спокойно сообщила с порога Салли. – Мне безразлично, какие будут последствия, с этим пора покончить, и покончить прямо сейчас.
Отец так и замер на месте с занесенной ногой. Уставившись на все еще стоявшую в дверном проеме Салли, он прошипел:
– Ах ты, маленькая дрянь! Какого черта ты здесь делаешь?
– В данный момент собираюсь звонить в полицию. Хватит! – И она направилась по коридору обратно в холл, где под красивым старинным зеркалом в позолоченной раме на маленьком изящном столике эпохи Людовика Четырнадцатого стоял телефон.
Салли успела набрать только первые две цифры 9-1, когда ее руку кто-то перехватил. Это была Ноэль, она с плачем принялась умолять дочь не звонить в полицию. Она умоляла, потом упала на колени и снова, и снова просила; по лицу ее непрерывно струились слезы.
Салли всмотрелась в заплаканное лицо женщины, обхватившей ее колени. Потом перевела взгляд на отца. Он стоял в дверях библиотеки, сложив руки на груди, – высокий, стройный, элегантный, одетый сплошь в кашемир и шерсть. Добавьте сюда еще густые темные волосы, кое-где посеребренные благородной
– Ну, давай, вперед, сделай это! – крикнул он. – Позвони и посмотри, как поведет себя твоя мать, когда сюда нагрянут копы. Вот увидишь, она заявит, что ты врешь, что ты – просто маленькая ревнивая дрянь, которой не нравится, что мое внимание достается не тебе, а ей. Ты всегда ее ревновала – ревновала собственную мать! Не потому ли ты то и дело таскаешься из колледжа домой? Ну давай же, Салли, сделай это! Сама увидишь!
За все время своего монолога он не шелохнулся – просто говорил и говорил своим обволакивающим, гипнотизирующим голосом, тем самым, которым последние тридцать лет склонял на свою сторону коллег и клиентов. Он намеренно сохранял в своей речи легкий намек на протяжный южный акцент, зная, что это привносит как раз такой, какой нужно, штрих, когда он ловко как бы смазывал слово, которое хотел подчеркнуть.
– Салли, пожалуйста не делай этого! Я тебя умоляю! Ты не можешь! Это очень опасно, ты все разрушишь, я не могу этого допустить! Все в порядке, Салли. Только не звони, прошу тебя, не звони ради Бога!
Салли бросила прощальный взгляд на мать и отца и ушла. Она вернулась к ним только через семь месяцев, когда окончила колледж.
Может быть, отец бил мать реже просто потому, что Салли больше не появлялась.
Забавно, что до сих пор она не могла вспомнить этот эпизод, не могла до... до тех пор, пока не приехала в Коув, не встретила Джеймса, и ее жизнь понемногу снова начала походить на жизнь – несмотря на все эти убийства, телефонные звонки якобы отца... несмотря ни на что.
Наверное, она и впрямь спятила. Как ни крути, а этот человек ее предал, этого не перечеркнешь. Правда, он же ее и спас, но это не считается – ее спасение было всего лишь еще одной частью его работы. Салли не переставала удивляться собственной простоте и доверчивости. Джеймс оказался фэбээровцем. Он ее выследил и обвел вокруг пальца.
По мере приближения к окнам библиотеки, Салли пригнулась еще ниже. Она заглянула внутрь. Мать сидела в любимом гнутом кресле мужа и читала книгу. Ноэль выглядела изысканно. Что ж, так и должно быть! Этот мерзавец мертв уже почти три недели. Больше никаких синяков. И никакой опасности заработать синяки.
Тихо стоя под окном, Салли подождала еще немного. Похоже, в доме больше никого нет...
– Ты уверен, что она направляется домой, Квинлан?
– Не домой. Только не туда, где они жили с мужем. Она едет в дом своей матери. Ты же знаешь, какая у меня интуиция! Но, если говорить честно, дело не только в интуиции: я знаю Салли. Она испытывает какие-то чувства к матери, и этот дом – первое место, куда она направится. Начать с того, что именно отец и муж упрятали ее в эту лечебницу, я почти уверен. Почему? Не имею ни малейшего представления. Однако, что я точно знаю, так это то, что отец ее был подлецом.
– Я полагаю, ты потом расскажешь, что имеешь в виду.
– Жми на газ, Диллон, давай быстрее. Нам нужен дом номер триста тридцать семь по Ларк-стрит. Да, расскажу, только не сейчас.
– Здравствуй, Ноэль.
Ноэль Сент-Джон медленно опустила книгу на колени. Так же медленно она подняла голову и посмотрела на дверь. В дверях стояла ее дочь, одетая в мужскую куртку, доходящую ей почти до колен.
Мать не шелохнулась, только пристально смотрела на Салли. Когда она была маленькой, мама всегда ее обнимала, прижимала к себе, целовала. Сейчас она не сдвинулась с места. Что ж, если Ноэль считает ее сумасшедшей, то ее поведение можно понять. Может быть, она думает, что дочь явилась сюда, чтобы ее застрелить? Тихим испуганным голосом мать проговорила: