Блондинка в озере. Сестричка. Долгое прощание. Обратный ход
Шрифт:
— На то и голова, чтобы думать.
— Для человека, который исповедуется перед первым встречным, больно уж вы обидчивы.
Он сделал шаг в мою сторону:
— Может, вам еще чего не по душе?
— Слушайте, приятель, — сказал я, — мне ужасно хочется относиться к вам хорошо. Так помогите хоть малость.
Он тяжело задышал, затем беспомощно развел, руками и уронил их.
— И правда. Только и делаю, что порчу кому-то настроение. — Он вздохнул. — Хотите пройти вокруг. озера?
— Хочу. А ваша нога выдержит?
— Не впервой.
Дружно,
Через минуту-другую Билл Чесс спросил:
— Это правда, что Кристл сбежала?
— Похоже на то.
— Вы настоящий полицейский или так, частная ищейки?
— Частная.
— Она уехала одна или с кем-то?
— Думаю, что с кем-то.
— Ясное дело. Кингсли мог бы догадаться, что этим дело и кончится. Дружки у нее не переводились.
— Здесь? — Он не ответил. — А некоего Лавери среди них не было?
— Откуда мне знать?
— По поводу этого Лавери никаких секретов нет, — сказал я. — Она дала телеграмму из Эль-Пасо, что отправляется с ним в Мексику.
Я вытащил из кармана телеграмму и протянул ему. Он нацепил очки и остановился, чтобы прочесть ее. Потом отдал мне бланк, спрятал очки и засмотрелся на голубую воду.
— Так что темнить нет смысла, — добавил я. — Никого вы не подведете.
— Один раз он приезжал.
— Он и сам признает, что встречался с ней месяца два назад. Может быть, и здесь. Но уверяет, что больше не видел. Вот мы и не знаем, верить ему или нет. Никаких оснований ни для того, ни для другого.
— Значит, сейчас она не с ним?
— Так он утверждает.
— По-моему, она не из тех, кого волнует такая чепуха, как брак, — сказал он трезво. — Медовый месячишко без регистрации, кажется, больше бы ее устроил.
— А если без «кажется»? Что вы знаете точно? Вы видели, как она уезжала? Или, может быть, что слышали?
— Нет, ничего не знаю. Да и знал бы — не сказал. Может, я и мерзавец, но не до такой степени.
— И на том спасибо, — сказал я.
— Не стоит благодарности. К черту и вас, и всех шпиков на свете.
— Опять полез в бутылку, — вздохнул я.
Мы дошли до конца озера. Я оставил Билла на дороге и спустился к пирсу. Прислонившись там к деревянным перилам, я увидел, что оркестровый павильон — всего лишь декорация: две перегородки, поставленные под прямым углом и перекрытые куском крыши шириной не более двух футов. Билл Чесс тоже спустился вниз и склонился у перил над водой.
— А за выпивку спасибо, — сказал он.
— Не стоит. Рыба тут водится?
— Немного старых форелей. Ужасные шельмы. А молоди нет. Сам я рыбу не ловлю. Извините, что снова завелся.
Я ухмыльнулся, тоже положил локти на перила и уставился
— Это папаша, — объяснил Билл. — Только гляньте, какой здоровенный. Разъелся, шельма, и ни капли не стыдно.
Внизу под водой виднелось что-то похожее на настил. Зачем он тут, я не понимал и спросил Билла.
— До того, как возвели плотину, здесь стоял старый причал. Потом вода поднялась, и он оказался на глубине в шесть футов.
Недалеко от нас к столбику была привязана потертой веревкой плоскодонка. Она лежала на воде, почти не покачиваясь. Воздух пронизывало солнце, и было тихо, покойно, как никогда не бывает в городах. Я мог бы стоять так часами, просто стоять, забыв о Дерасе Кингсли, о Кристл и ее любовниках.
Вдруг Билл вздрогнул и зарокотал, словно высокогорный гром:
— Смотрите сюда!
Его крепкие пальцы впились мне в руку с такой силой, что я чуть не взвился. Низко свесив голову через перила, он как безумный вглядывался в воду, и лицо его, насколько позволял загар, побледнело. Я тоже уставился вниз.
Под смутно зеленеющими в глубине досками что-то лениво колыхнулось, замерло, снова колыхнулось, исчезло.
Это «что-то» очень напоминало человеческую руку.
Билл Чесс напряженно выпрямил спину, повернулся и захромал по пирсу к берегу. Там он нагнулся над кучей камней, обхватил какой покрупнее и поднял на грудь. Когда он шел назад, до меня донеслось тяжелое дыхание — камень весил около сотни фунтов. Жилы на крепкой загорелой шее вздулись и стали похожи на канаты, зубы были крепко стиснуты, и сквозь них со свистом вырвалось дыхание.
У конца причала Билл остановился и, широко расставив ноги, поднял камень над головой. Потом на секунду замер и опустил глаза, прицеливаясь. Из горла у него вырвался какой-то горестный стон, тело уперлось в подрагивающие перила, и тяжелый камень ухнул в воду.
Нас обоих обдало брызгами. Камень был брошен метко и ударил по краю подводной доски почти точно в том месте, где колыхнулась рука.
Мгновение вода бурлила, затем круги разошлись, успокоились, оставив только кипящие пузырьки в центре. Донесся глухой треск лопнувшего дерева, звук, который, казалось, должен был раздаться значительно раньше. Внезапно на поверхность вынырнул расщепленный конец гнилой доски и, шлепнув по воде, поплыл в сторону.
Глубины снова прояснились. В них шевелилось что-то, явно не похожее на доску. Продолговатое, темное, оно, лениво покручиваясь, медленно и с полным равнодушием поднималось вверх. На поверхность оно всплыло как-то неспешно, тихо, легко. Я увидел кожаную курточку, черную намокшую кофту, брюки. Потом мелькнули туфли, а между ними и манжетами брюк тошнотворно выпирала плоть. Вдруг по воде широко растеклась копна светлых волос, замерла на мгновение, словно хотела произвести впечатление, и снова сплелась в клубок.