Блондинка в озере. Сестричка. Долгое прощание. Обратный ход

Чэндлер Раймонд

— Вам лучше знать, что вы делаете, лейтенант, — нервно сказал Малыш. — Но этой дорогой к муниципалитету не попадешь.

— Правильно, — сказал Дегармо. — А мы туда и не собираемся.

Машина совсем замедлила ход и почти вползла в улицу с маленькими аккуратными домами. Дегармо плавно нажал на тормоза, остановился у обочины посреди квартала и, перекинув руку через спинку сиденья, повернул голову к Малышу:

— Так ты считаешь, ее убил он?

— Мое дело маленькое, — сдавленным голосом ответил Малыш.

— У тебя есть фонарь?

— Нет.

—

Фонарь лежит в кармане у левой дверцы, — сказал я. Малыш покопался там, щелкнул выключателем — и зажегся яркий луч.

— А теперь посмотри ему на затылок, — приказал Дегармо.

Луч скользнул по салону и застыл. За спиной у меня раздалось сопение и что-то коснулось опухоли на затылке. Я дернулся. Луч погас, и машину снова наполнила темнота улицы.

— По-моему, его оглушили, лейтенант, — сказал Малыш. — Ничего не пойму.

— И ту девушку оглушили, — сказал Дегармо. — Только шишка не очень заметная. Но она есть. Ее оглушили, чтобы сначала раздеть и расцарапать, а уж потом придушить. Иначе из царапин не пошла бы кровь. И все это тихо, без шума. И телефона в квартире нет. Как ты думаешь, кто сообщил об убийстве в полицию, Малыш?

— Откуда мне, к черту, знать? Позвонил какой-то человек и сказал, что в доме «Гранада» на Восьмой улице, в квартире 618, лежит труп. Когда вы появились, Рид все еще разыскивал фотографа. Дежурный доложил, что голос был хриплый, скорее всего, измененный. Фамилии звонивший не назвал.

— То-то и оно, — сказал Дегармо. — А если бы ее убил ты сам, Малыш, как бы ты выбрался из дома?

— Взял бы и ушел, — ответил Малыш. — Проще простого! Эй! — внезапно рявкнул он на меня. — А вы какого черта остались?

Я не ответил.

— Ты бы стал лазить по окнам на шестом этаже и вламываться в чужие комнаты, где, того и гляди, застанешь людей? — монотонно продолжал Дегармо. — Стал бы притворяться хозяином и тратить время на телефонный звонок в полицию? А, Малыш? Труп ведь мог пролежать в квартире хоть целую неделю. А потом ищи-свищи. Так упустил бы ты свой шанс, Малыш?

— Думаю, нет, — осторожно сказал Малыш. — Я бы вообще не стал звонить. Но от сексуальных маньяков жди чего угодно, лейтенант. Они же ненормальные. К тому же у этого фрукта мог быть помощник, который его и огрел, чтобы подставить под арест.

— Последнее ты сам придумал или где вычитал? — фыркнул Дегармо. — Торчим мы тут, разговоры разговариваем, а тот, кто знает все ответы, сидит рядом, да отмалчивается. — Он повернул ко мне свою крупную голову. — Так что ты там делал, приятель?

— Сам не знаю, — сказал я. — От удара память отшибло.

— Мы поможем, — сказал Дегармо. — Отвезем сейчас за город — это недалеко, всего несколько миль. Там будет спокойно. Посидишь, полюбуешься звездами и все вспомнишь. Еще как вспомнишь!

— К чему вам это, лейтенант? — спросил Малыш, — Лучше вернемся в муниципалитет. И вообще, есть у нас устав или нет?

— Плевать мне на устав, — сказал Дегармо. — Мне этот тип нравится. Хочу с ним спокойно побеседовать. Правда, он стесняется, но это ничего. Как-нибудь уговорю.

— Без меня, — сказал

Малыш.

— И что же ты собираешься делать?

— Вернусь в муниципалитет.

— Никто тебя не держит. Иди, раз уж ты любишь ходить пешком.

Малыш какое-то время молчал.

— Люблю, очень люблю, — сказал он наконец спокойным тоном и, открыв дверь, выбрался на тротуар. — Надеюсь, вам понятно, лейтенант, что мне придется доложить.

— Понятно, — сказал Дегармо. — Передай Уэбберу привет. И когда он будет в следующий раз заказывать бифштекс, пусть поставит в память обо мне пустую тарелку.

— Ничего не пойму, какой-то темный лес, — сказал маленький полицейский и захлопнул дверцу.

Дегармо завел мотор и сразу, чуть ли не с места, набрал скорость в сорок миль. Через три квартала на спидометре было уже пятьдесят. У проспекта машина замедлила ход, повернула на восток и поехала уже нормально. Иногда мимо нас проносились поздние автомобили, но больше ничто не нарушало холодную предрассветную тишину. Через некоторое время мы выехали за город.

— Пришла пора и мне послушать, — сказал Дегармо флегматично. — Может, вместе мы в этом деле разберемся.

«Крайслер» преодолел подъем и пошел вниз, через парк при доме престарелых. Над высокими фонарями светились нимбы от ночного тумана с залива. Я начал говорить:

— Кингсли пришел ко мне сегодня вечером и сказал, что позвонила жена. Ей срочно требовались деньги. Отвезти их должен был я, а заодно и помочь, если она попала в беду. У меня, правда, на этот счет имелись свои планы. В общем, ей описали мою внешность и назначили встречу в бульваре Аргуелло. Она должна была там появляться в первую четверть каждого следующего часа.

— Значит, хотела удрать, а удирают, как правило, по какой-то причине. К примеру, после убийства, — сказал он медленно и, слегка подняв руки, тут же снова бросил их на баранку.

— Я приехал туда спустя несколько часов. Меня предупредили, что она перекрасила волосы в каштановый цвет. Но когда в кафе мимо моего столика прошла шатенка, я ее не узнал. Я ведь ее видел только на фотографии, но даже на хорошей фотографии не всегда уловишь сходство. Затем по ее просьбе мексиканский мальчишка вызвал меня на улицу. Говорить она не хотела — требовала деньги. А мне позарез нужно было поговорить. И в конце концов она поняла, что не отделается, и сообщила, что живет в «Гранаде». Только прежде чем идти туда, пришлось дать ей десять минут форы.

— Как раз достаточно, чтобы устроить засаду, — сказал Дегармо.

— Засада там, само собой, была, но я не уверен, что ее устроила она. Ей ведь не хотелось, чтобы я приходил, не хотелось того разговора. С другой стороны, она понимала, что я не отстану и, прежде чем отдать деньги, потребую объяснений. Поэтому все ее отнекивания могли быть просто игрой. Что-что, а играть она умела. За это могу поручиться. В общем, я пришел, и мы поговорили. Ничего интересного она не сообщила. Но потом разговор зашел об убийстве Лавери, и тут она раскололась подозрительно быстро. Я объявил, что сейчас сдам ее в полицию.