Блондинка вокруг света или I did it my way
Шрифт:
Сан-Педро-де-Атакама — очень приятный городок, с мазанными глиной и белёными маленькими церквушками и гостиным двором. Оконные рамы сделаны из кактуса. Похоже на резную, в дырочку, древесину. Кроме глины и кактуса, здесь и материалов больше никаких нет. На фоне голубого-преголубого неба, пустыни и заснеженных гор на горизонте, городок смотрится очень миленько и прянично, как нарисованный в книжке-раскраске.
Как водится в глубинке, полной туристов, деньги почти во всех банкоматах закончились. Как водится в пустыне, жжёт сухое,
Замечаю среди туристов чьё-то до боли знакомое лицо с чёрными глазами и через долю секунды узнаю его.
— О май гат! — вопит лицо.
— О май гат! — воплю я.
И мы, не сговариваясь, в безумном порыве немого кино, бросаемся друг другу в объятия, как будто все эти годы мы только и делали, что искали этой встречи. И, наконец, нашли, здесь, на краю света, в сухой отдалённой пустыне Атакама, пройдя немало вёрст и испытаний. Получается очень картинно. Толпа свидетелей встречи украдкой смахивает упрямую слезу умиления, звучит музыка из кинофильма «Титаник». Занавес. Мы явно переборщили с пафосом, чёрт возьми! Аж неудобно!
— Сколько лет прошло?! — спрашивает он.
— Года четыре. Не меньше.
— Ты как была, так и осталась.
— Огуречная маска работает.
Бывший итальянский гонщик из Бергамо по-прежнему полон энергии. С Покхары, что в Непале, мы не только не виделись, но и не имели никакой связи. Вот так, не сговариваясь, встретиться на противоположном конце света!.. Это действительно знаменательно. Это очень, очень маленькая планета! Кто-то из его спутников бросает шутку:
— Это судьба!
Мы с буффонадной готовностью дошучиваем:
— Конечно судьба!
Пустыня есть пустыня. Днём — жара, ночью — холод. Давненько я так не мёрзла. Кажется, что частицы пара, вылетая изо рта, останавливаются в воздухе и падают замертво под ноги. Температура ниже нуля. Вот так перепады! На мне надето всё, что у меня есть. Даже разноцветное мексиканское сарапе обёрнуто вокруг талии. Я не чувствую ног в кедах, я стягиваю узелками на концах гетры из альпаки и надеваю их, как шерстяные носки. Это не спасает. Но вечером в открытых барах Сан-Педро жгут костры в больших железных блюдах. Скоро мы пойдём в один из таких баров.
А пока итальянец рассказывает нам о звёздах. Оказывается, у жгучего итальянского мачо есть ещё одно увлечение — астрономия, и он путешествует по миру со своим личным телескопом! Вот не ожидала! Сейчас полнолуние, и мы любуемся в телескоп лунными кратерами в самой главной пустыне-обсерватории мира — Атакаме. Сатурн тоже виден хорошо. Но он очень быстро движется, трудно поймать его в линзу телескопа. Итальянец, как всегда, подчёркнуто грубоват со мной и подчёркнуто галантен со всеми остальными.
— А говорят, раньше земля
— Что? Это у тебя голова плоская.
— А почему бы и нет?
— Это то, во что верят русские?
— Нет, я серьёзно. Есть версия, что это потом земля стала круглой, а в самом начале она была плоской. Отсюда и заблуждение в средневековье. У людей средневековья была устаревшая, но подлинная информация.
— Устаревшая информация? Это у тебя устаревшая информация, женщина! Не могу поверить, двадцать первый век!.. — итальянец забавно бесится.
— Я это не сама придумала. Я это где-то вычитала.
— Вычитала! Где, вообще, такое можно было вычитать?!
Итальянец отчаянно жестикулирует, выражая негодование.
— А почему бы и нет? — поддерживает меня один из немцев, — земля вполне могла быть плоской. Когда-то, когда она ещё состояла из газов, она была похожа на блин.
Эмоциональный итальянец немеет и, схватившись за голову, в бессильной ярости обегает вокруг телескопа.
— Бедный Галилео Галилей! Он сейчас вертится в гробу!
Мы переглядываемся, пряча смех. Нам нравится его дразнить. Когда мы заходим в бар, итальянец продолжает кипятиться:
— Амиго, земля плоская или круглая?
— Круглая, — отвечает бармен. Потом смотрит на нас и исправляется: — Плоская.
Мы не в силах сдержать взрыв смеха. Тема с плоской землёй ещё будет поднята…
Весь следующий день «Галилео Галилей», с энергичностью, граничащей со стрессом и лихорадкой, организовывает туры в обсерваторию и по окрестностям. Мы бегаем за ним, не в силах угнаться.
— Завтра поедешь с нами, — опять грубовато сообщает итальянец.
— Я уже купила билет на автобус. Возвращаюсь обратно в Перу.
— Сдавай.
— Не примут.
— Теряй.
— Я не могу себе этого позволить. Билеты в Чили баснословно дорогие.
— Ну, кто покупает билеты заранее? — взрывается итальянец.
— Люди покупают.
— Только очень глупые люди покупают, — он продолжает «дёргать меня за косичку».
— Но заранее — дешевле.
— А если ты встретишь мужчину своей мечты? А билет уже куплен. Тогда что?
— Тогда к чёрту билет. Я остаюсь.
Ночной автобус уносил меня обратно на север. Следующая остановка в Икике, городе где-то между Сан-Педро-де-Атакама и Арикой. В автобусе чувствую что-то типа угрызений. Человек так увлечён темой космоса, а я его раздражала своей плоской землёй. Ну, да ладно, это ему за грубость… «И вообще, я больше так не буду», — решаю я и засыпаю.
В Икике я намереваюсь посетить город-привидение Хамберстон. Этот город опустел в шестидесятые годы, просуществовав около девяноста лет. Здесь производили нитратные удобрения, когда же производство закрыли, город в кратчайшие сроки вымер. Люди выехали, оставив всё, как есть. Всюду хорошо сохранившиеся здания жилых домов, школ, рынка, клуба.