Блондинка. Том II
Шрифт:
— Но я не могу выбирать между ними! Я люблю их обоих.
Со времени возвращения в Лос-Анджелес для работы над фильмом «Некоторые любят погорячей» она навестила Глэдис лишь однажды. По-видимому, Глэдис знала о беременности Нормы, но о выкидыше дочь ей ничего не сказала, а Глэдис не спрашивала. За время посещения они погуляли по двору, несколько раз прошлись до изгороди и обратно.
— Предана я маме. Но сердце мое с ним.
Вот в таком состоянии отправилась она в путь заблудилась в горах над городом. Затем долго блуждала по кладбищу «Форест-лоун» заблудилась в Гриффит-парк наконец заблудилась на окраинах Глэндейла и даже если б вернулась в Голливуд оказалась в Беверли-Хиллз, то вряд ли смогла бы припомнить, где живет. Какая любезность со стороны мистера Зет и Студии!
Дом находился на Уитгер-драйв, кругом пылали алые бугенвиллеи и высились пальмовые деревья, ее под руку подвели к двери, и та вдруг резко распахнулась, и на пороге стоял высокий с худощавым лицом встревоженный мужчина средних лет, и еще на нем были очки с толстыми стеклами она в смятении, ослепленная мигренью, в первый момент не узнала его.
— Дорогая, ради Бога! Это же я, твой муж.
Сцену с песенкой «Хочу, чтоб любил ты меня» переснимали тридцать семь раз — до тех пор, пока Монро наконец не удовлетворилась не заявила, что вряд ли может сыграть лучше. Причем ряд этих сцен показались В. и другим практически идентичными, но Монро улавливала между ними какие-то микроскопические различия, и эти крохотные различия почему-то имели для нее огромное значение — словно от этого зависела сама ее жизнь, она реагировала на свои мелкие промахи, как может реагировать только женщина, жизни которой что-то угрожает, — гневом и паникой.
Вся съемочная группа окончательно вымоталась. Она сама вымоталась, но была довольна даже улыбалась. Режиссер сдержанно похвалил ее. Его Шугар Кейн! Бережно взял ее руки в свои и поблагодарил ее, как часто делал на съемках «Зуд седьмого года», тогда она отвечала ему улыбкой и смущенным хихиканьем. Но теперь Монро вдруг вся сжалась и отпрянула, как кошка, которая не желает, чтобы к ней прикасались вообще или именно этот человек. Дыхание ее участилось, в глазах сверкала ярость. В. готов был поклясться, что она вот-вот взорвется!
В. был знаменитым голливудским режиссером, учившим и направлявшим эту «трудную» актрису в самой первой ее комедии, ставшей коммерческим хитом сезона и отмеченной критиками еще в 1955-м. «Девушка Сверху» стала настоящим комедийным триумфом Мэрилин Монро, однако она почему — то не слишком доверяла этому режиссеру. Прошло всего лишь три года, но с тех пор Монро сильно изменилась. В. просто не узнавал ее. Она уже не была той Девушкой. Теперь она не заглядывала ему в глаза, ища одобрения и похвалы. Теперь она уже не была замужем за Бывшим Спортсменом, ей не приходилось прятать свои синяки. А однажды на съемках в Нью-Йорке она вдруг разрыдалась в объятиях режиссера рыдала так, точно у нее вот-вот разорвется сердце. И В. обнимал и утешал ее, как отец ребенка, он никогда не забудет всей нежности и трогательности этого момента, а вот Монро, похоже, напрочь забыла. Истина заключалась в том, что теперь Монро никому не доверяла.
— Да и как я могу доверять? На свете существует всего лишь одна «Монро». И людям хочется видеть ее унижение.
Иногда она спала на Студии, у себя в гримерной. Дверь запиралась, снаружи на ручку вывешивалась табличка «ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ», и один из преданных ей служащих, чаще всего это был Уайти, охранял ее покой. Спала она в одних трусиках, с голыми грудями, все тело покрывалось потом, пахло от нее, как от испуганного зверька, иногда ее рвало от переутомления, жидкий нембутал пульсировал в крови, подгоняемый толчками сердца, она проваливалась в тяжелый крепкий сон, такой утешительный, без сновидений. Приступ страха проходил, и на нее снисходило успокоение — конечно, это риск, ведь от таких доз сердце однажды может просто остановиться, но другого выхода у меня нет.За время этого сна — порой она могла проспать целых четырнадцать часов кряду, порой ей
Правда, иногда она просыпалась в смятении и страхе, не понимая, где находится.
Часто ей казалось, что она вовсе не в гримерной на Студии, но в летнем доме, в детской комнате, в которую после выкидыша не заглянула ни разу; порой казалось, что находится она в какой-то незнакомой комнате в частном доме или же в гостиничном номере. Где она снова была Нормой Джин, свидетельницей сцены разрушения, которое устроила здесь какая-то незнакомая, обезумевшая женщина, — баночки с кремом перевернуты, тюбики помады разбросаны по полу, там же рассыпаны пудра и тальк, одежда сорвана с вешалок и безобразной грудой свалена в гардеробе. Иногда ее любимые книги тоже были испорчены, страницы из них вырваны и разбросаны по полу, и зеркало треснуло там, где по нему ударили кулаком (да, действительно, на руке у Нормы Джин синяки); а однажды все зеркало оказалось вымазано губной помадой, алый знак, начерченный на нем, напоминал дикий крик.
Она поднялась, нетвердо держась на ногах, зная, что должна прибрать здесь, уничтожить следы всех этих разрушений, никто не должен видеть этого, Боже, какой позор! Какой стыд и позор быть Нормой Джин, мать которой находится в психиатрической больнице Норуолка, все это знают, другие дети тоже знают, в глазах их тревога и жалость.
В неприбранной спальне дома на Уиггер-драйв мужчина нежно говорил ей: Норма, ты же знаешь, как дорога мне.А она отвечала: Да, знаю.Но мысли ее были далеко, с Шугар Кейн. Завтра утром должны состояться съемки новой сцены, любовного эпизода между Шугар Кейн и мужчиной, который обожал ее (в кино) роль которого исполнял К. И который (в жизни) просто презирал Мэрилин Монро. За детски эгоистичное поведение, за то, что она без конца опаздывала на озвучивание. А однажды даже забыла свои слова — по глупости или просто наглоталась таблеток, разрушавших ее мозг и заставлявших К. и других актеров пересниматься в каждом эпизоде бессчетное число раз, при этом сам К. осознавал, что с каждым разом играет все хуже. А режиссер В. просто потакал Монро, потому что именно Монро, проклятая сучка, была главной приманкой в этом дебильном фильме.
Итак, К. презирал ее, в любовной сцене с поцелуями ему больше всего на свете хотелось плюнуть в фальшивое детское личико Шугар Кейн, ибо к этому моменту он настолько возненавидел ее, что его тошнило только от одного прикосновения к легендарной коже Монро. К. будет врагом Монро до конца ее жизни, а уж после ее смерти какие истории о ней будет рассказывать этот самый К.! вот завтра утром перед камерами им предстоит целоваться, изображая страсть и даже любовь, зрители должны этому поверить. Именно об этом размышляла она, пока пожилой мужчина умоляющим голосом вопрошал: Скажи, чем я могу помочь тебе, дорогая? Помочь нам обоим?
Тут она с запоздалым чувством вины вдруг вспомнила, что мужчина, желающий помочь утешить ее, этот тихий, приличный, лысеющий мужчина, не кто иной, как ее муж. Поглаживая ее по руке, он говорил: Мне кажется, что по возвращении из Мэна мы с каждым днем все больше отдаляемся друг от друга.она пробормотала в ответ что-то неопределенное, и он воскликнул в отчаянии и гневе: Я беспокоюсь о тебе, дорогая! О твоем здоровье. Эти бесконечные таблетки. Ты просто себя разрушаешь, Норма! Что ты делаешь со своей жизнью?тогда она резко оттолкнула его руку и сказала холодно: А какое, собственно, тебе дело до моей жизни? Кто ты вообще такой?
Страх сцены.Настоящее проклятие Нищенки-служанки! Повторять, повторять, запинаться повторять, начинать сначала, снова запинаться, начинать снова, повторять, убегать, запираться в гримерной, возвращаться лишь для того, чтобы снова повторять и повторять, добиваясь совершенства, добиваться совершенства в том, что не подлежит усовершенствованию, повторять и повторять до тех пор, пока не станет совершенным и непревзойденным, чтобы удалось их рассмешить, а если удалось, то они будут смеяться над ее блестящим комическим исполнением, а вовсе не над ней, Нормой Джин. Они вообще не будут видеть перед собой Норму Дяош.