Блондинки начинают и выигрывают
Шрифт:
— Собственно говоря, а что…
— Нам идти, Станислав Петрович? — прорычал Недыбайло.
— Нет, останьтесь. Втроем, надеюсь, мы скорее доберемся до истины.
Я нехотя опустился в кресло, все еще просчитывая в уме варианты спасения.
Проход к двери заграждает хлюпик Вася… Один удар, вылететь в коридор, сразу в машину, в аэропорт, любой рейс в любую страну, а там…
— Может, сам объяснишь? — перебив мои тайные мысли, с мерзкой ухмылкой спросил босс, по-наполеоновски скрестив руки на груди.
— Что
— Что это все значит? — Кипа бумаг, шурша, рассыпалась в воздухе и плавно опустилась на пол.
— А что это значит? — С деланым недоумением я приподнял двумя пальцами листок и уставился на него с первозданным любопытством.
— Не узнаешь? А ведь эти документы у тебя в портфеле нашли.
— Да? — удивился я еще больше.
Рыжий портфель вынырнул из темноты.
— Портфель ведь твой, если не ошибаюсь? И бумаги твои.
— С чего вы взяли, что он мой?
— Надпись «А.Ю. Рыбасову от коллег».
— Господи, какая глупость! — радостно усмехнулся я, шалея от собственной смелости. — С чего вы взяли, что я какой-то А.Ю. Рыбасов?
— А кто ты? — оторопел Дерев.
— Господа, меня зовут Иннокентий Иванович Стрельцов! Очень приятно познакомиться. Я работаю в Детском драматическом театре, артист. Так сказать, служитель Мельпомены. А в здешних пенатах отдыхаю от театрального напряжения и артистических интриг… — Я мелко, по-дурному хихикнул и, внезапно подскочив в кресле, пронзительно заорал во все горло, выгребая из закромов памяти жалкие остатки школьных знаний: — «Мороз и солнце, день чудесный…»
Доорать я не успел, как был вновь водворен в кресло могучей и неласковой рукой.
— Ладно, ладно… Пошутил и хватит, — миролюбиво проговорил Дерев. — Так вот, Александр, твои махинации раскрыты. Тебе придется вернуть всю сумму. Деньги-то не малые… Контракт на поставку кокосовой копры будет объявлен недействительным, а сделка признана ничтожной.
— Не понимаю, что вы от меня хотите? — С туповатым удивлением я оглядел присутствующих. В моем театральном баритоне переливалось благородное возмущение. — Какие деньги? Какой контракт? Какая копра? Я бедный актер погорелого театра, я ничего не знаю о деньгах и контрактах. Служу музам и все такое. Простите, мне пора…
Паясничая, я внезапно вскочил на ноги, при этом стараясь занять стратегически выгодную позицию у двери, но был вновь опрокинут в кресло десницей властной и жесткой, чтобы не сказать жестокой.
— Что ж, если не получается по-хорошему… — Мрачные фигуры со всех сторон обступили меня, придвигаясь все ближе, наваливаясь дурной угрожающей массой. Такие прирежут в подмосковной благословенной тиши, не моргнув глазом, а потом скажут, что так и было.
И тогда я вызывающе расхохотался им в лицо. Это ничего, сумасшедшим это не возбраняется. А я в данный момент был совершенно и абсолютно сумасшедшим. А что еще мне оставалось делать?
Упиваясь
Еще минут пять я выл, хохотал и катался, в тщетной надежде сорвать аплодисменты привередливой публики.
Но публика не желала рукоплескать. Она за это время окончательно пришла в себя.
— Долго он будет нам морочить голову? — раздраженно осведомился Дерев у своих подопечных.
Те растерянно возвышались на заднем плане.
— Послушайте, а ведь он действительно… — Васю Петина внезапно осенило. — Помните, что про него говорили? Какая-то деперсонализация и что-то еще… Он колбасу из мусорного бака жрал… Да он псих, разве не видно! Я всегда это говорил, а мне не верили.
— Придуривается, — решительно отмел подозрения в моей психической несостоятельности шеф.
— Дурака валяет, — надменно усмехнулся Недыбайло.
— Да нет же, помните, Алина говорила… Может, ее спросить?
Кустистые брови сумрачно сдвинулись на переносице, а затем одобрительно вернулись на прежнее место.
Еще через несколько минут пред светлые начальственные очи Недыбайло приволок испуганную Алину. Девушка потрясенно оглянулась на меня, сглотнула слюну и приготовилась плакать, — дежурная бриллиантовая слезинка уже сверкнула в уголке века.
— Послушай, дорогуша, — приступил к допросу Вася. — Ты своего шефа знаешь лучше, чем мы… Я всегда говорил, что Саня классный мужик, отличный специалист, но, по-моему… По-моему, он просто придуривается!
— Александр Юрьевич! — склонилась над моим поверженным телом девушка. — Что с вами?
— Что вам угодно, мадемуазель? — холодно осведомился я, приподнимаясь. — Кажется, мы с вами незнакомы! Бросаться на грудь первому встречному… Ну, знаете ли, я этого не одобряю!
— Александр Юрьевич! То есть… Иннокентий Иванович! Это же я! — надрывно зарыдала Алина. Из глаз ее показались крупные, величиной с отборный орех, слезы. — Вы меня узнаете?
Я понял, что слегка заигрался. Не стоит превращать комедию в фарс, хорошо бы вернуть представление в естественное русло.
— Ах, боже мой, Наташенька, это вы! — воскликнул я, раскрывая объятия. — Надо же, не узнал! Как вы поправились за время, что мы не виделись!
Лицо Алины перекосила жуткая гримаса. Бедная девушка, презрев пирожные и конфеты, две недели сидела на какой-то новомодной диете, во время которой питалась лишь сырыми кабачками и вареной селедкой, а ей заявляют, что она поправилась! Я бы не удивился, если бы в приступе праведного гнева она расцарапала мне физиономию.
Но преданная девица лишь пуще залилась слезами.