Блуждание во снах
Шрифт:
– Что еще пожелают господа? – прозвучал услужливый голос буфетчика.
– Спасибо, милейший, – ответствовал за всех Владимир. – Ступайте, мы пригласим вас, коли понадобится.
Через четверть часа наша небольшая компания утолила жажду и голод, и над столом повисла неловкая пауза. Все четверо выжидательно рассматривали лица друг друга. Первым молчание нарушил чуть захмелевший и сытый Макар.
– И все-таки, черт знает что, я вам скажу.
– Что именно? – небрежно полюбопытствовал Махнев. Он все напряженней думал о том, куда бы умыкнуть Худову. Та будто услышала, почувствовала
– А вот, все это, – не унимался Макар. – Вы что, не понимаете, о чем я?!
– Если честно, Макар Тимофеевич, то неплохо бы было пояснить, что именно тебя так взволновало.
– Что?? Владимир Иванович, друг мой любезный, да очнитесь вы! Где мы сейчас? Вам кажется, что мы здесь, в Летнем саду, чуть ли не в Петербурге пьем вот, едим, смотрим друг на друга, говорим. А между тем мы все давно умерли! Как же так-то?
– Ах, вот ты о чем. Несколько устарело твое возмущение, Макарушка. Чего ты переполошился? Я думал, ты уж привык…
– А ведь Макар Тимофеевич прав, – запальчиво возразил Травин. – Я сколько здесь нахожусь, до сих пор в ум взять не могу того, что с нами происходит. Я тоже в полнейшем смятении. Да и потом, насколько я помню по урокам богословия, то после смерти человек должен ощущать себя как-то иначе…
– Да-с? И как же, позвольте узнать? – с вызовом спросил Махнев.
– Ну, хотя бы мы должны, лишившись тела, ощутить себя душами, а стало быть, состоять из этого самого… – он пытался подобрать слова, – из легкого эфира.
– Точно из легкого? Вы ничего не перепутали? – насмешливо переспросил Владимир. – А вам кто сие поведал? Батюшка, али дьяк из церкви? Так-с?
– А хоть и так.
– Простите, а они тут побывали, а потом вернулись на грешную землю и все вам рассказали в мельчайших подробностях?
– Неет, – задумчиво процедил Травин. – Но, помилуйте, мы тут можем есть, пить, все осязать как прежде, значит, мы живы?
– Живы, не живы. Иллюзия все это. И то, что здесь происходит, возможно, тоже сон. А может, мы всегда живы: что для ТОЙ жизни, что для ИНОЙ. Меняются лишь декорации и время, а жизнь НЕПРЕРЫВНА, да и мы остаемся прежними… Либо и мы меняемся, согласно обстоятельствам.
– А если бежать? – шепотом предложил Травин, игнорируя глубокие философствования своего оппонента.
– Куда? – издевательски усмехнулся Махнев. – Попробуйте, господин учитель. Все пути пред вами открыты. Рискните. Если вы полагаете, что находитесь в столице, в Летнем саду, так в той стороне, за углом, должен, стало быть, и выход находиться. Пройдете две аллеи, повернете направо и вы у мостовой. А там поймаете извозчика и в путь. Или не извозчика? Лошадей-то вы, небось, теперь опасаетесь? Насколько я помню, вы почили в бозе именно по вине взбесившейся кобылы? Или я что-то перепутал?
– Нет, все так и есть. Я помню. Я все это помню: копыто над головой, храп, ржание, ее безумные глаза, вонь, страх, пена на желтых зубах, телега и ужасная боль в голове, – Родион Николаевич изменился в лице, худые пальцы обхватили виски с двух сторон. – Я даже похороны собственные помню.
– Ах, довольно трагических воспоминаний. Вы хотите слез и сочувствий? Здесь вы их не получите, – грубо и насмешливо прервал его Махнев. – Итак, не желаете бечь посредством извозчика, тогда улепётывайте на своих двоих. Рекомендую сразу же обратиться в полицейскую управу. И рассказать там честно: «Так, мол, и так. Умер я, так сказать, господа. Вот в чем несправедливость – ведь мог же себе жить, да поживать. А тут такая история скверная приключилась. И ладно бы я просто умер и отправился на небеса, как и положено всем честным православным, так нет же… Я, господа, против собственной воли очутился совсем не в том месте. Не то, чтобы совсем уж место сие худо. Да просто муторно как-то, и голова кругом идет. Так? А господа из полиции вас выслушают внимательно, головами покачают. И скажут: «Непорядок, господин Травин! Такой хороший человек, да вдруг умер! Да что за глупости такие: умер! Отменить, а с виновных взыскать по всей строгости закона». Или вы сначала побежите в церковь – грешки отмаливать? Я не ошибся?
– А то, что случилось со мной недавно, господа, неужто это тоже сон? – Травин, игнорируя едкие пассажи Махнева, продолжал удивляться вслух. – Сон разума или кошмар? А как же училище? Господа, я работал в этом сне преподавателем в сиротском училище и… Возможно, я расскажу вам об этом. Но после… Полно, а сон ли то был? Я будто жизнь короткую в нем прожил, – он прервал сумбурный монолог. Теперь его сухие и бледные губы шевелились беззвучно. А на лице появилось выражение кротости, некой одухотворенности и исступления.
– Что это вы, батюшка, уж не молитву ли читать удумали? – Владимир вслушался в горячечный шепот учителя словесности. – А вот этого не надо. Не надо! Нам только еще больших неприятностей из-за вас не хватает. Или вы забыли, где находитесь? Вы еще поклоны бить начните… С вас станется. «Амини» он вспомнил! – Владимир фыркнул. – Не то, чтобы я о вашем благополучии пекусь. Нет. Мне просто кажется, что здесь сие действо не в большом почете. Или скорее бессмысленно: тот, кому предназначены скорбные, полные раскаяния молитвы, здесь, увы, вас попросту не слышит. А что касается маятных снов, так, коли у сей честной компании будет охота, то мы вас выслушаем, так уж и быть.
Владимир задумался. Он вспомнил о том, как сам недавно был близок к побегу. В памяти всплыла та бешеная скачка по альпийскому ночному лесу. Он вспомнил своё жуткое отчаяние, когда полностью осознал собственную «невидимость» в божьем мире. Меня видели и желали сожрать лишь три ненасытные фурии. Он вздрогнул и поежился.
«А может, мне надо было именно там начать читать молитву? – подумал он и тут же оглянулся, боясь собственных крамольных мыслей. – А вдруг, там, НАВЕРХУ, меня бы услышали? Может, надо было именно ТАМ рискнуть? Или все это бессмысленно? Как я запутался! Довольно…»