Блуждающие волны
Шрифт:
Питер вздохнул, затем продолжил.
– Ну, где-то почти два года. Да-да. Почти два года.
– Два года? Но ведь ты говорил, что пять лет назад вы с ней вместе строили песочные замки.
– Тогда она ещё не была мне сестрой. Наши семьи часто отдыхали вместе. Мы были очень хорошими друзьями. Элен часто оставалась у нас на ночь. Но после того как умерла её мама, причиной стала аневризма головного мозга, всё изменилось. Её отец (он впервые сказал не "папа", а отец) бросил девочку сразу же после смерти мамы. Когда мы пришли их навестить, оказалось, Элен просидела одна почти две
Сердце Энди сильно сжалось.
– "Почему мы всегда кого-то теряем?" - думал он - "Почему жизнь так обманчива? Раз, и её уже нет..."
– Тогда...
– сказал он и задумался.
– Тогда оставьте её в покое. Такое не каждому под силу пережить.
– Энди, мы и так не трогаем её. Просто...мы просто хотим... просто...
– Поверить только, эта женщина так сочувствовала мне - рассуждал Энди сам с собой, пока Питер подбирал нужные слова, заикаясь - И я глубоко благодарен ей. Но Элен гораздо сильнее нуждается в сочувствии. Неудивительно, что она приревновала ко мне.
– Просто мы хотим помочь ей - наконец выговорил Пит - Мы хотим, чтобы она выросла хорошим человеком. Поверить только...
– Что?
– Она впервые, так сказать, открыла мне свою броню. Раньше она со мной никогда не делилась.
– А до этого ты делал хоть что-нибудь, чтобы она открылась?
– Н-н... нет.
– Вот в этом и дело.
– Я думал, она сама откроется, когда захочет. Если я хочу выговориться, я всегда говорю. А она молчит.
– Как мне кажется, Элен и так вам очень благодарна, за то, что вы для неё сделали, поэтому она не хочет обременять вас ещё и своими душевными заботами...
– Тараканами.
– Заботами.
– Тараканами.
– Настойчиво повторил Питер, Пит Уоткинс.
– Но если облако будет очень долго копить влагу, то в один день, она вся резко выльется на землю.
– Ты не понимаешь, она всегда была жизнерадостной и улыбчивой, всегда сильна характером.
– Видимо, вы не смогли разглядеть за её улыбкой то, как ей бывает больно. Ты и не представляешь, как может страдать человек, который при других выглядит сильным. Улыбки, радость. Нужно смотреть не на них, а на самого человека. Если бы улыбки появлялись на наших лицах только тогда, когда нам действительно весело, мы бы всегда ходили мрачными.
Давным-давно природа заложила это в нас. Чтобы выжить, мы должны быть сильными, должны скрывать страх глубоко внутри себя. Если же мы, конечно, не жертвы, убегающие от хищников, или же...
– Кто? Кто?
– Люди, живущие в наше время. И законы природы уже давно позади. Так, почему же мы до сих пор прячем наши слабости внутри? Признак силы? Глупости. Сила не зависит от того, поделились ли мы с кем-то частичкой себя. Наоборот, это делает нас уязвимыми изнутри. А, ведь если бы мы все, все люди, разом открылись бы, то мы бы сейчас вдыхали жизнь полной грудью. И мир стал бы намного светлее.
– Извини, но моя голова сейчас лопнет - ответил Питер.
– Давай, немного
– Я не против.
– Не стал возражать Энди.
– Ну, вот и славно. Как ты, наверное, уже догадался, вон там твоя кровать. Располагайся. Я пока занавешу окна, чтобы солнце не светило так ярко.
Энди прилёг. Ему хотелось думать обо всём. Но далеко не о том "всём", что находилось в его голове.
Мгновение. И вот его глаза медленно слипаются.
А теперь вернёмся немного назад. Примерно, к часу дня. Точно не вспомнить.
Когда Энди, ослеплённый красотою, впервые увиденной им природы, дивился её многомерности...
Грязные залы, с проблескивающей ржавчиной. Слишком мрачные, чтобы о них говорить.
– Как хорошо, что всё обошлось - говорила женщина.
– Она уже совсем пришла в себя?
– Спросил мужчина.
– Да. Только она ничего не помнит из того, что с ней было. Видимо, ударилась головой при падении.
Оба родителя тяжело вздохнули.
Рука мужчины дрожала. Женщина, увидев это, накрыла её нежной теплотой своей руки.
– Как хорошо, что с ней всё в порядке...
– повторяла женщина.
– А как там котёнок?
– спросил мужчина.
– Неплохо приспособился. Они с Дженни так сдружились.
– До сих пор не пойму, как он оказался у неё в куртке.
Комната 17, ибо это была она, в это мгновение была наполнена тишиной и лёгкими слёзами, которые нарушались бесшумными обрывистыми разговорами.
– Прости, что я был так груб с ней.
– Начал мужчина.
– Стоило вести себя помягче. Она и так у нас очень послушная и добрая. О, какая же она добрая и заботливая. О такой дочери можно только мечтать. Ты же знаешь, я хотел как лучше.
– Я знаю, знаю...
– вымолвила жена.
– А когда я заговорил, и она заплакала. О..
– и по щекам мужчины вновь потекли слёзы.
– Я и сам с трудом сдерживал себя от того, чтобы не зарыдать и не броситься к ней в объятия. Но нет. Я старался казаться решимым и твёрдым. И ты можешь сказать, что я был груб, и будешь права. Я ведь хотел как лучше и всё испортил...
– Я понимаю...
– вымолвила жена, положив ему на плечо свою голову.
И они продолжали сидеть, крепко держась за руки, и разрывая свои объятия лишь для того, чтобы вытереть нахлынувшие слёзы...
Между тем, кто-то быстро, но старательно, вытирал пыль со стен, в месте, теснотой отягощающем душу.
Дженни управилась в считанные минуты, и теперь вся комната 17 сияла, увенчанная ароматом чистоты.
Она сделала всё, что велел ей отец. И её сердце успокоилось при мысли об этом. Да, вы бы только видели, какая здесь красота. Затем, взяв в руки нитку, она стала играть с маленьким комочком жизни, нежненько пищащем, когда ему не хватало внимания.
– Ох, и до чего же ты маленький - говорила она.
– О тебе так и хочется заботиться. О, как ты сладко стрекочешь, когда я провожу рукою по твоей шерстке. И откуда только ты такой ласковый и безобидный взялся. Кажется, что ты был у нас всегда.