Блюз осенней Ялты

Потанина Ирина Сергеевна

– Ничего?! – Влада саркастически приподняла брови, – конечно, ничего. О том, что я не скажу о тебе в милиции, ты, конечно же, прекрасно знал заранее. Весь этот антураж, – Влада посмотрела на руки Сергея, – и твой влюбленный взгляд… Это ведь не могло не сработать. Так ведь? Покорил девочку, вот она теперь и молчит… И многих женщин ты убеждаешь действовать по-твоему таким образом?

– Влада, ты говоришь глупости, – несмотря на трагичность ситуации, Сергей был искренне польщен.

– Возможно. Если не возражаешь, буду продолжать это делать, – Сергей решил дать Владиславе выговориться, – В совокупности все наталкивает меня на мысль, что тебе очень хотелось засадить

меня за решетку. Ты выкрал завещание моего отца, да еще и свалил эту кражу на меня.

– Ты в своем уме? Каким образом?

– Не знаю. Но сейф, из которого я вчера брала деньги для тебя, оказался сейфом, в котором хранилось завещание. А папка, на которой вчера вечером я так любезно оставила отпечатки пальцев, рассматривая твои открытки – папкой нотариуса. Интересно, скольких женщин, кроме меня, тебе пришлось охмурить, чтобы они помогли тебе так ловко вернуть сейф и папку обратно в кабинет нотариуса?

Сергей вспомнил о Люське и нахмурился.

– Я ничего не понимаю… – сказал, наконец, он.

– Я вообще-то тоже, – Влада завела машину, – но факты остаются фактами.

– Послушай, – Сергей решил стоять на своем до конца, – В твоих рассуждениях огромное количество нестыковок. Получается, я краду сейф, кладу вместо завещания солидную сумму денег, позволяю тебе их забрать… Потом еще и пытаюсь выкупить тебя из участка, куда, по твоей версии, так хотел тебя засадить. Где логика?

– Не знаю. Может ты просто не в своем уме, вот и делаешь кучу никчемных гадостей…

Мысленно Сергей согласился с Владиславой.

– Во всяком случае, – продолжала девушка, – хочу тебя предупредить, что в любой момент могу пойти в милицию и все им рассказать. Так что теперь ты у меня на крючке.

«И ты, Брут? Как-то я теперь одновременно у всех на крючке» – подумал Сергей, но решил доиграть свою роль до конца.

– Тут мы в равных условиях, в сейф ведь лазила ты. Так что я тоже могу все рассказать…

– Ах вот, как ты теперь заговорил!

– Влада, я всего лишь самообороняюсь. Кстати, когда бы я успел вернуть сейф обратно к нотариусу, если весь вечер мы были вместе?

– Пока покупал цветы!

– Точно. Именно тогда. Взял такси, сказал «Шеф, подвези-ка меня тут в одну квартирку, мне тут надо сейф выкрасть».

– Ты смеешься?

– Ну ладно, ладно, такси не брал. Попросил одну знакомую, охмуренную, как ты говоришь, она и подвезла.

Влада резко ударила по тормозам. Сергей невозмутимо глядел в окно.

– Красивое место! – он кивнул на живописный санаторий.

– Если ты думаешь, что я от удивления аж машину остановила, то ты не прав. Все. Приехали. Я через пять минут буду. Можешь пока обдумать план своей подробной объяснительной, ибо если ты мне ничего не прояснишь, соблазн попросить милицию разобраться будет для меня уж слишком велик.

– Кто тебя научил блефовать, девочка? – крикнул Сергей ей в след. Влада резко обернулась, потом улыбнулась, и, просунув руку в приоткрытое окошко «Хонды», вынула из зажигания ключ.

– Ох, – Сергей покачал головой, – как же ты мне не доверяешь!

– Я ее никому не доверяю, – Влада провела рукой по машине, – это как с гитарой.

И девушка исчезла за массивной оградой санатория. Сергей пододвинулся ближе к водительскому сидению и, нагнувшись, просунул пальцы под панель управления. Через минуту он соединил два нужных проводка и завел машину. Затем оглянулся и довольно хмыкнул: принятое решение сбросило с его плеч огромный груз.

Владислава очень любила Феликса – взбалмошного и немного сумасшедшего друга отца. Феликс с Раевским учились когда-то в одном классе,

и, чуть позже, в одной группе симферопольского Университета. Потом, когда отец всерьез занялся бизнесом, а Феликс, ни за что не желающий хоть как-то соприкасаться с законами этого государства, стал вольным художником, пути друзей несколько разошлись. Но это абсолютно не испортило их отношений. Владислава всегда обожала наблюдать их общение и споры. Феликс твердил, что не в деньгах счастье, что в этой стране невозможен ситуация, в которой деньги работают на тебя, а не ты на них, «ты пашешь на них, как проклятый», и что за материальное благополучие человек всегда расплачивается собственной свободой. «Все правильно», – улыбаясь, отвечал другу Раевский, – «Но мне, в отличие от тебя, надо кормить семью». Семьи у Феликса, действительно, не было, ибо все, даже самые любящие, его женщины рано или поздно сбегали, не выдерживая бытовой неустроенности. Жил Феликс в сарае, собственноручно построенном под окнами страстно любимой когда-то им женщины. Она проживала прямо за территорией санатория, от которого Феликс провел себе в жилище воду и электричество. Летом свободный художник вырезал из дерева всякие безделушки, которые Владислава в душе считала шедеврами, и продавал их на набережной отдыхающим. В другое время года он делал весьма успешные копии с работ знаменитых художников и мучительно пытался реализовать их в художественном салоне. Владислава была уверена, что, относись Феликс к жизни несколько иначе, он давно сам стал бы известнейшим мастером, потому что все, что он делал, было по-настоящему прекрасно. Но Феликс категорически отказывался встречаться с именитыми московскими мэтрами, и вообще с кем-либо, кто мог повлиять на дальнейшую карьеру художника.

– Тук-тук-тук! – громко прокричала Владислава, подойдя к знакомой дыре в заборе санатория, – есть кто живой?

– А, – на пороге сарайки – так Феликс называл свою обитель – тотчас же появился улыбающийся бородатый великан с всклокоченными вихрами черных волос, – Ладушка, заходи. Рад тебя видеть. Рад безмерно, бесконечно, безгранично, безаппелляционно…

– А также бездарно, безвозмездно и безвременно, – закончила ритуал приветствия Владислава, спускающаяся по шаткой лестнице во двор сарайки. Дворик был очень маленький, но уютный. Наличие массивного щелястого стола позволяло переносить во дворик все чаепития. Из сарая высунулись три хитрые детские физиономии. В свободное время Феликс учил соседскую детвору рисовать.

– Господа, – строгим тоном обратился он к ученикам, – по-моему вам есть чем заняться. Вы же «сарайтино»!? Как можно отвлекаться от работы на каких-то дам? Даже на таких гармоничных! – физиономии мигом исчезли за дверь. Шутя, Феликс называл всех обитателей сарайки – а в сезон здесь останавливались толпы народа – «Сарайтино де Уроданто». Звучало очень гордо, в итальянском мафиозном стиле, правда расшифровывалось смешно «Уроды на Сарайке», но об этом непосвященным людям знать не полагалось.

– Вот, – Феликс рассеянно пожал плечами, – подрастающие сарайтинцы. Охломоны правда, но может толк будет. Чайку изволите?

– Да я, честно говоря, на секунду. Мне нужно кое-что из папиного ящика забрать. Вот ключ. Ты же не обижаешься, Феликс? – когда у Влады вышла первая книжка, Феликс потребовал, чтобы девушка обращалась к нему на «ты».

– Я?! Помилуй Боже… Да если бы все, кто сюда приходит, заходили только на секунду, да я бы… Я был бы счастлив.

Влада рассмеялась. Феликс всегда говорил очень громко и эмоционально, смешно жестикулируя и гримасничая. Общаться с ним без улыбки было абсолютно невозможно.