Бодлер
Шрифт:
Естественно, Президентша и на этот раз, как при получении двух предшествующих посланий, не обманывалась, тем более что эта исповедь соответствовала пережитой ситуации. И это ее забавляло. Впрочем, она не была безразлична к этому сумрачному, резкому человеку. С тех пор как она узнала его, ей стало ясно, что «бесстыдная и шумная» жизнь, которую он ведет, скрывает восторженную душу. К тому же на каждом ужине, который Президентша устраивала в своих апартаментах, она видела: он совсем не той породы, что другие гости. Только Тео тоже присылал ей послания, даже когда путешествовал, по России или где-то еще, но не прячась и не в столь отточенном стиле. Тео называл ее то «дорогой Президентшей», то «дорогой Лили», то «Президентшей моего сердца» или «дорогой царицей Савской»; он непрестанно повторял, что целует ее ногу, подмышку или «вагинальную железку», и
Все осложнялось еще тем, что Жанна Дюваль заболела и требовала присутствия Бодлера. Она тоже оказалась без средств и к тому же должна была заботиться о своей старой умирающей матери. Когда та 16 ноября умерла, Бодлер вынужден был взять на себя похоронные расходы.
Не имея денег, он пишет отчаянное письмо Огюсту Пуле-Маласси, взявшему в свои руки семейное типографское дело в Алансоне, и молит его о помощи. «Любую сумму, — просит он, — ибо о крупнойнаверняка не может быть и речи». «Мне попросту необходимы несколько дней передышки, чтобы воспользоваться ими для завершения важных вещей, которые дадут положительный результат в следующем месяце». А потом признается, что его жизнь, его несчастная жизнь, увы, всегда будет исполнена негодования, смерти, оскорблений и, главное, недовольства собой.
Под «важными вещами» он разумел продолжение переводов По и создание по меньшей мере трех комедий.
НО КАК ИЗ ЭТОГО ВЫЙТИ?
Что касается комедии, то с недавних пор Бодлер связался с Ипполитом Тиссераном, безусловно, самым знаменитым актером театра «Одеон» в 1850-е годы. По-прежнему убежденный в том, что написать пьесу — это детская игра, он берется создать для него драму в пяти актах, «замешанную на мечтаниях, лености, нищете, пьянстве и убийстве». Он быстро набрасывает план пьесы под названием «Пьяница» отчасти в духе рассказов По «Бес противоречия» и «Сердце-обличитель» — это история одного рабочего, который убивает свою жену, бросает ее тело на дно колодца и закладывает его камнями. «Никакой запутанной интриги, никаких неожиданностей, — говорит он Тиссерану. — Просто развитие порока от ситуации к ситуации».
Тем не менее, вместо того чтобы выполнять взятые на себя обязательства, он снова берется за перевод рассказов своего писателя-идола и опять посылает анонимные стихи Президентше. В феврале 1854 года один за другим он адресует ей первый сонет «Духовная заря» с коротенькой запиской на английском языке, затем второй вот с такой первой строчкой: «Что можешь ты сказать, мой дух, всегда ненастный».
В письме, сопровождавшем второй сонет, он писал, что не ведает, какие мысли вызывает у женщин поклонение, которым их окружают. Затем чистосердечно признается своей корреспондентке: «Не знаю, дарована ли мне будет когда-нибудь высшая радость самому рассказать о той власти, какую Вы обрели надо мной, и немеркнущей лучезарности, которой Ваш образ озаряет мою душу. В настоящий момент я просто счастлив снова поклясться Вам, что никогда любовь не была более бескорыстной, более возвышенной и исполненной почтения, чем та, которую я втайне питаю к Вам и которую всегда буду старательно скрывать, как повелевает мне это нежное почитание».
На этом Бодлер не останавливается. 8 мая он снова берется за перо и отправляет Президентше самое длинное письмо из тех, что написал ей до сих пор. Он признается, что боится ее, что это единственная причина, заставлявшая его все время скрывать свое имя, что он относится к ней с почти благоговейным пылом и что она присутствует во всех его мечтаниях — в особенности когда его душа погружается во мрак природной злобы и глупости.
«Вы для меня, — писал он, — не только самая привлекательная из женщин, из всех женщин, но и самое дорогое, самое бесценное суеверие. Я — эгоист и пользуюсь Вами. Прилагаю свою жалкую бумажонку. Как был бы я счастлив, если бы мог надеяться, что мое высокое понимание любви имеет хоть какой-то шанс быть благожелательно воспринято в тайном уголке Вашей очаровательной головки. Я никогда об этом не узнаю». Затем, в качестве жалкой бумажонки,следует гимн в пять строф, который, по его словам, он «сочинил давным-давно».
Тебе, прекрасная, что ныне Мне в сердце излучаешь свет, Бессмертной40
Перевод Эллиса.
Ангел, бессмертная святыня, бессмертие, вечность, вечная жизнь… Вещь поразительная, но Бодлер все более обожествляет Президентшу. До такой степени, что своему пылу он приписывает нечто бесплотное. Словно эта любовь, чтобы стать большой любовью, любовью истинной и чистой, любовью неугасимой, нетленной,могла быть только божественной или платонической.
Считая госпожу Сабатье воплощением своего любовного идеала, он между тем продолжает встречаться с другими женщинами, адреса которых заносит в свои блокноты. И в их числе значится актриса Мари Добрен, с которой у него была короткая связь семь лет назад, в ту пору, когда в театре «Порт-Сен-Мартен» она играла пьесу братьев Коньяр «Золотоволосая девушка».
Мари Добрен, красивая блондинка с лицом мадонны, успешно продолжила свою карьеру. Среди прочего она сыграла в сатирической комедии «Невероятная история Аристофана», написанной Банвилем и Филоксеном Буайе, весьма образованным, но взбалмошным молодым человеком, который очень нравился Бодлеру. Теперь она работала в театре «Гэте», где появлялась в одной из многочисленных мелодрам Луи Вандербюрга «Арденнский кабан». Это и послужило поводом для новой встречи бывших любовников. Опять воспылав друг к другу любовью, они задавались вопросом, зачем им было расставаться. Бодлер старается найти для нее главные роли и просит за Мари Добрен сначала Теофиля Готье, который прекрасно осведомлен обо всем, что происходит и что затевается в мире парижского театpa, затем Поля де Сен-Виктора, театрального критика газеты «Пэи», но безуспешно.
Основанная Ламартином и принадлежавшая одному банкиру, «Пэи» с подзаголовком «Газета Империи» была как раз тем изданием, где с июля начала печататься серия переводов рассказов По, к которым Бодлер относился так, словно речь шла о его собственном творчестве. Или, быть может, даже о его спасении.
Разумеется, он не мог жаловаться: ему перепадало немного денег, тех самых денег, которых всегда не хватало и которые всегда уплывали куда-то из рук, к тому же он работал в редакции, собравшей нескольких талантливых авторов. Среди них — Барбе д'Оревильи, которого Бодлер более всего ценит и чья книга «О дендизме и Дж. Броммеле» произвела на него десять лет назад очень сильное впечатление; к тому же Барбе д'Оревильи — один из завсегдатаев на улице Фрошо за столом у Президентши. Если Бодлер ощущает свою близость к нему, то еще и потому, что знает его как большого почитателя и неутомимого защитника произведений Жозефа де Местра.
То, что Бодлер получает за свои переводы, не позволяет ему, однако, при том образе жизни, какой он ведет, сводить концы с концами. Прожив семнадцать месяцев на улице Пигаль, он снимает комнату в гостинице «Марокко» на улице Сены. Но, едва расположившись в своем новом жилище, он задался вопросом — а не лучше ли для него будет согласиться на «совместную жизнь»? Он пишет своей матери. «Мне во что бы то ни стало нужна семья, —признается он ей. — Это единственная возможность работать и тратить меньше».