Боец Демона-Императора
Шрифт:
— А вот это? — Я с недоумением рассматривал ленту — цвета крови, с узкой золотой полоской по краю.
— То же самое. Можешь передать в будущем своей жене или нашить на свою одежду. — Исмал посмотрел на меня задумчиво. — Неужели ты думаешь, многие гладиаторы могут похвастаться подобными знаками монаршего внимания? Тебе везет здесь всю дорогу, а ты этого даже не осознаешь. Я уж молчу о том, чтобы ценить, ценить свою удачу! Ты не понимаешь, что, продолжая и дальше тем же манером, всегда будешь несчастен и обманут жизнью. Потому что помнить станешь лишь неполученное, а о полученном забудешь. Ты страдаешь по недостижимому, при этом отказываешься
— Я очень даже понимаю, как это круто, что я все еще жив!
— По твоему ответу понимаю, что ты ничего из того, что я сказал, не понял.
— От меня еще что-то требуется? — Я потерял терпение.
— Нет. Ступай, мальчик проводит тебя к врачу, а потом можешь быть свободен до вечера.
— В каком смысле?
— Практически в буквальном. Можешь погулять по городу, если желаешь. Вот деньги. Но сперва — к врачу.
Спорить — да зачем? Я поднялся на этаж, позволил стащить с себя кольчугу и продемонстрировал два солидных синяка. Трещина ребра — пояснил лекарь, обследовав один из них. Ничего страшного. Вот мазь, сейчас его помощник мне вотрет и будет приходить втирать каждое утро и каждый вечер. Три дня тренироваться аккуратно, в щадящем режиме, потом можно наращивать нагрузки. Постепенно, само собой. Если будет болеть, прийти и сказать. А теперь лучше бы освободить комнату и внимание врача, потому что с моим противником еще очень много возни.
Я вышел из служебного выхода со стадиона — зрелищами боев, да и танцами тоже, я был сыт на сегодня по горло. Разумеется, от дразнящих воображение свидетельств праздника не увернуться, да и не надо. Главное — знать, что на этот раз от меня отвязались, и я волен какое-то время наслаждаться покоем и стабильностью в этой жизни.
А если не держать в голове вероятность летального исхода, то существование местного гладиатора — штука довольно приятная.
Остаток дня прошел в ощущении какой-то неимоверной усталости. В трактире, куда я заглянул (полупустом, конечно, почти все умотали любоваться на смертоубийство), вокруг меня плясали сразу три свободные служанки — а меня это раздражало. Я хотел, чтоб меня оставили в покое. Предлагаемые блюда, должно быть, очень вкусные, глотал без какого-либо удовольствия, и, осознав, что уже невмоготу, заторопился обратно, в замок, поближе к своей комнате. Может, сказалось еще и лечение… Словом, мне хотелось только одного — лежать.
В замок меня впустили не сразу, а когда я все-таки добрался до отведенной мне комнаты и рухнул лицом вниз, в дверь снова заглянули. Девушка, которая раньше носила обеды и ужины, от двери продемонстрировала мне кувшин.
— Винца притащить?
— Не хочу.
— А пива?
— Отстань. — И тут же пожалел, что вырвалось, — с местными, тем более с обслугой, я предпочитал поддерживать хорошие отношения.
Правда, девушка нисколько не обиделась.
— Что, умаялся? Как понимаю, развлечения тебе предлагать тоже бессмысленно?
— Да уж!
— Ну ладно, отдыхай. Врача позвать? — и, упорхнула.
Может быть, благодаря усилиям местной медицины я чувствовал себя намного лучше, чем должен был, только очень уж вялым и равнодушным. Два последующих дня празднеств прошли как-то мимо моего сознания, хотя они изрядно проредили моих нынешних знакомцев, спускавшихся к ужину в общую залу. Выжившие не теряли оптимизма. Кроме меня еще только один гладиатор щеголял золотым браслетом. Только
Мне не могли не польстить завистливые, а когда и восхищенные взгляды молодых гладиаторов, большинство из которых было привезено сюда для участия в массовых или малых боях — тех, что происходили на второстепенных аренах столицы. Для них золотая безделушка с выполненными эмалью императорскими знаками была доказательством моей необъятной крутости и обязывала смотреть мне в рот. В принципе я не возражал.
— Ты как-то не слишком стремишься наблюдать за чужими боями, — сказал Хунайд, с подозрением сощурив глаза. — Думаешь, что все на свете умеешь, и опыта набираться тебе не нужно? — И, чуть сменив тон. — Что, сильно болит твое ребро?
— Ребро не сильно болит, но вряд ли я смогу набраться опыта, наблюдая чужие выступления.
— Много ты понимаешь в этом деле! — Помощник Исмала сделал презрительное лицо. — Что, думаешь, если император тебя отметил, то ты все, бессмертный?
— Слушай, мне как-то диковато тебя слушать. Ты зачем мне это говоришь? Чтоб меня в чем-то убедить или просто выговориться?
— Чего?..
— Мне как-то не улыбается доказывать, что я не считаю себя бессмертным. Выглядело бы по-идиотски. Все ведь и так вполне понятно. Ты считаешь, что мне следует смотреть, как другие бойцы выступают, — так и скажи. Не надо давать ответы на возражения, которые даже не прозвучали.
Тренер, почесывая затылок, смотрел на меня с огромным недоверием.
— Что — самый умный, да? — изрек он наконец, словно бы отыскав устраивающее его объяснение.
— Не жалуюсь.
— Ну-ну. Смотри, можно, конечно, умничать сколько угодно, но это тебе в бою не поможет. А наблюдение и тренировки — очень даже.
— Думаешь, я отказываюсь от того или другого?
— По мне, так ты слишком много треплешься. Ну да, я понял — это вроде как твоя хитрость? Хочешь себя представить неумехой и недоумком? Отличная идея! Главное, чтоб побольше народу в это поверило, Серт.
Я усмехнулся. Мой опыт в словесных баталиях был намного значительнее, чем у здешнего старого гладиатора, ставшего тренером, — он-то привык выяснять отношения другим способом.
— Буду над этим работать. А ты, может быть, прекратишь дурака валять и изложишь четко, чего ты от меня хочешь?
Хунайд сперва набычился, приподнял плечи, словно собирался свернуть мне челюсть хорошим ударом, но йотом передумал.
— Так, ты завтра должен быть на арене вместе со всеми, и не забудь оружие. И умничанье можешь отложить до конца праздника. Или думаешь, что, один раз подравшись, освободился до конца праздника?
— Значит, нет? С этого и следовало начинать.
— Ты мне еще поуказывай! — И, отвернувшись, поспешил уйти, должно быть, утомившись от непривычной словесной баталии.
— Неплохо ты умеешь убалтывать, — заметил один из бойцов, подойдя ко мне.
Этот был один из самых опытных императорских гладиаторов, на новичков, чужаков и уж тем более то и другое одновременно он не обращал никакого внимания. Но с момента моего последнего выступления все изменилось, теперь со мной по вечерам в общем зале здоровался и он, и остальные «старые гладиаторы». Несложно было понять, что причиной здесь — подарок от имени правителя.