Боец: лихие 90-е
Шрифт:
БАХ!
Выбора у меня не оставалось, только палить! Я резко опустил ствол, метя в ноги цыгану, и нажал на спуск. Раздался выстрел, прошив ногу одного из нападавших.
— У-у-у! — завыл цыган, падая как подкошенный на землю и хватаясь за раненую ногу.
Так тебе и надо, козел. Остальные на мгновение замерли, косясь на поверженного, но лишь на мгновение — тут же снова бросились в атаку, понимая, что еще секунда и прозвучит следующий выстрел, но прежде у них есть время, пока я прицелюсь заново. В воздухе замелькали лезвия ножей. Валить тварей и вешать на себя мокруху я не собирался,
Тотчас заверещали цыганки, которых оказалось больше, чем одна. Завизжали дети, эти были приучены поднимать «музыкальное сопровождение» при первом удобном случае и пустили свой навык в ход. Но мне повезло — двое, а вслед и третий, который прихрамывал после стоппера, остановились. Один из них, найдя хороший предлог «соскочить», бросился к раненому. Двое других прожигали меня глазами, пытаясь понять, что делать дальше и как добраться до моего горла своими ножами. Бесило их, что они впятером ничего не смогли сделать против одного. Перебесятся.
Я крепче стиснул рукоять, поднял пистолет, метя теперь не в коленку, а в голову одного из них. Цыгане вновь попытались подойти на шаг, но я медленно покачал головой.
— Выстрелю, — сказал я, мой голос отдавал металлом. — Стой, сука, где стоишь. Нож положи. Тебя, — я искоса глянул на второго, — тоже касается.
И судя по тому, как ответили цыгане, они поняли, что я не шучу, а перспектива лежать на холодной земле с продырявленной головой мало кому могла понравиться.
— Опустите… — распорядился тот, что склонился над раненным.
Дальше они перешли на румынский, что они говорили, мне было непонятно, но закончилось тем, что оба цыгана подняли руки и положили ножи на землю.
— Чего хочешь бери, брат, Алмаз сделал, не подумав, виноват, — цыган, с которым у меня завязался диалог, вытащил деньги продавщицы из кармана своего дружбана. — Куда тебе отдать, брат? Все отдам.
Я кивнул на землю перед собой.
— Сюда клади.
Тот медленно поднялся, заковылял, прихрамывая, ко мне. Деньги под ногами положил, все это время держа руки на виду, не давая мне повода открыть стрельбу.
— Валите на х*р, — распорядился я.
Цыгане снова переглянулись и на румынском заговорили. По всей видимости, не могли решить, что делать дальше. Я у них как кость поперек горла встал, один против всего табора. Сделать со мной они ничего не могли, но более молодые и дерзкие ребята, похоже, не хотели отступать. Однако, после короткой словесной перепалки, таки начали пятиться. Схватили за руки раненного, потащили с собой. Второго, которому я по лбу пистолетом врезал, в чувство привели. На своем языке что-то выкрикнули женщинам, отмахиваясь — мол, валим, финита ля комедия.
— Ты попал, сука… — прошипел, скрываясь за поворотом, один
Валите, сволочи… я прекрасно понимал, что уходят цыгане еще, во многом, потому, что с минуты на минуту здесь будут менты, встреча с которыми табору совершенно не нужна. Во-первых, выстрелы было хорошо слышно, а я аж три раза пальнул, а во-вторых, в ментовку вполне мог обратиться тот «левый пассажир», которому наши разборки не дали спокойно нужду справить.
Я сделал шаг, поднял банкноты, вытащенные у продавщицы,, в карман сунул. Неприятная, конечно, стычка вышла… м-да. Не думал, что в стрельбу и поножовщину конфликт перерастет, но оставаться в стороне я бы не смог, даже зная это наперед. Теперь только понять надо, что со стволом засвеченным делать. Если попаду с поличным к ментам — пиши пропало. Возьмут по полной в оборот.
Огляделся, рядом стоял небольшой склад, под ним подобие собачьей конуры — картонка, миска высохшая, внутри тряпье. Местные, видимо, пригрели тут своего рыночного Тузика. Дождавшись, когда цыгане уйдут, я сунул в конуру ствол, прежде тщательно вытерев отпечатки с рукояти краем новой рубашки. Менты лезть побрезгуют просто так, а цыгане точно сами не станут заяву писать, что понятно. Заговорами рану подлатают да приговорами затянут. Я уже хотел лыжи мазать, когда в закоулок со складами забежали два взмыленных мента. Я сделал первое, что в голову пришло — пристроился якобы нужду справить к ближайшей стеночке. Понятно, что менты меня увидели.
— Эй ты! Цыган не видел? — запыхавшись, выпалил один из патрульных.
— Неа, — заверил я, не оборачиваясь. — Случилось что?
Позу я держал старательно — вроде как, стеснялся интимного момента, но на самом деле мне нужно было другое. Пауза немного затянулась. Но, видя, что я прилично одет и не похож на бродягу, менты переключили внимание с этого тупичка на сам проулок, бросив напоследок, чтобы я уходил:
— Здесь небезопасно, — крикнул мне второй мент. — Езжай по своим делам!
Патрульные побежали дальше, а у меня с души как камень свалился. В полумраке закутка они даже не заметили кровь на земле. Стали бы меня разворачивать и допрашивать — и всё, с вещами на выход.
Я проскользнул обратно в торговый ряд и растворился в толпе. Должна же мне тоже улыбаться удача…
— Это не ваше случайно?
С этими словами я положил на табурет в закутке торговой точки купюры. Вернулся я в тот момент, когда Лида оказывала продавщице первую помощь, пока ехала скорая. И у девчонки-аптекарши хорошо получалось. К лицу продавщицы вернулся здоровый цвет, хотя выглядела она, конечно, подавлено и совершенно растеряно.
— Серёжа, где ты был? — уставилась на меня Лида. — Здесь только всего произошло!
— В туалет отходил, — я коротко плечами пожал. — Приспичило.
Не признаваться же, что, пока она тут продавщицу обхаживает, у меня с цыганами случился нешуточный замес. Продавщица с выпученными глазами уставилась на банкноты, часто-часто моргая.
— Мои… — едва слышно прошептала она, на глазах ее навернулись слезы.
Забыв, что только что в обмороке валялась,, продавщица вскочила и ринулась ко мне.