Боец Великого Похода
Шрифт:
— Может, привал? — крикнул товарищам еле поспевающий за ними Кукушкин.
— Ещё немного, — пообещал командир отделения. — Может, показалось, но вроде, впереди огонь блеснул. В такую хренотень ни черта не разберёшь. Если за опушкой ничего нет — отдохнём.
Они прошли ещё пару сотен метров, и тут увидели одинокую избу. Никаких других строений рядом не было. Вокруг белел лес, и ни души. Снег вокруг избы был неутоптан и не убран. Но в окошке теплился свет. Здесь кто-то жил.
— Наверное, дом лесника, — предположил командир отделения. —
Они взобрались на крыльцо и постучали.
— Кто там? — раздался из-за двери дребезжащий старческий голос.
— Впусти, бабушка. Мы заблудились, — взмолился Кукушкин.
— А много ваш там? — прошамкали в ответ.
— Трое.
— А вы не иж налоговой?
— Да нет, из какой налоговой, бабушка? Военные мы. От своих отстали. Хотели через лес срезать и заблудились.
— Ну так и быть, жаходите-жаходите. Шкоро обед.
Дверь отворилась. На пороге стояла горбатая тощая старуха с крючковатым носом и большой бородавкой на щеке, из которой торчал пучок волос. Старуха опиралась на изогнутую клюку.
— Бабушка, ты тут одна живёшь? Это дом лесника?
— А што? — подозрительно встрепенулась старуха. — Вы, шлучаем, не лихие люди? У меня грабить нечего.
— Да нет же, бабушка, мы тебя не обидим. Мы надеялись, кто-нибудь нас до жилья выведет.
— Шкоро обед, — повторила старуха, — Поешьте шперва. А лешник помер. Некому ваш вывешти. Но я пацкажу дорогу.
Изнутри старухина изба была страшной и грязной. По углам свисала со стропил паутина. Пол зарос слоем грязи. Из щелей в стенах торчали клочки измочаленной маслянистой пакли. Повсюду валялся мусор. Помойка да и только.
— Никакой гигиены, — внутренне содрогнулся Кукушкин и, несмотря на то, что страшно проголодался, решил, что и куска хлеба здесь не съест. Хоть и детдомовский, но брезгливый.
Но как бы ни было в горнице старухи грязно, тут не выл ветер, не хлестал в лицо снег и было тепло. Кукушкин присел на край незастеленного топчана, покрытого бурого цвета тряпьём, и почувствовал, что вот-вот размякнет. «Только бы не заснуть», — подумал он и усилием воли заставил себя встряхнуться. Он даже выскочил за порог как бы по нужде и умыл лицо снегом. Это освежило его.
Тем временем старуха накрыла на стол и позвала бойцов обедать. Кукушкин отказался, прикинувшись сытым. Товарищи его были не так разборчивы и дружно начали уплетать из грязных тарелок дымящееся варево, запивая его пьяной брагой. Они даже подсмеивались над ним. А ему было совсем не смешно. Он чувствовал опасность, исходящую от старухи. Хотя, если подумать, что плохого может сделать трём здоровым мужикам древняя бабка?
К концу обеда бойцы склонили головы на стол и ровно, и глубоко засопели.
— Эй, братва! Не вздумайте спать! Пора идти дальше! — затеребил он товарищей. В ответ донеслось нечленораздельное мычание.
«Не подмешала ли старая перечница им чего в брагу?» — забеспокоился боец.
— А ты, кашатик, так и не шадешь
— Нет, бабушка, я не хочу есть, — отказался в очередной раз Кукушкин.
— А бражки не выпьешь?
— И бражку не буду.
— А водочки?
— И водку. Ничего не хочу. Уж извини, бабуля.
— А я бы выпила штопошку, — печально покачала головой старуха.
— Да кто ж тебе не даёт?
— Ножки мои ражболелиш, ишь непогода, — вздохнула бабка. — Не шпуштица в погреб, не набрать шоленьев…
— Каких ещё поленьев? У тебя в сенях целый штабель дров…
— Издеваишца? Не поленьев, а шоленьев. Огурчика б кто принёш, капуштки квашеной…
— А-а-а-а, ты о соленьях говоришь? Ну давай посудину, куда начерпать — без проблем, принесу тебе квашню.
Старуха отвела Кукушкина в заднюю комнату, ещё более тёмную и страшную, и указала клюкой на крышку погреба:
— Раж обещал — отпирай, полежай.
Кукушкин приподнял крышку и глянул в открывшееся чёрное отверстие.
— Ты бы огоньку дала, что ли? Не видать же ни хрена.
— Швечек не напашошца, — пробухтела бабка, но протянула Кукушкину свечу. — Иди в шамый конец. Там штоит бочка. Нахлебай в ней капуштки.
Кукушкин вздохнул и полез в чёрный подпол. Огонёк свечи еле теплился и боец, прикрыв его ладонью, почти вслепую побрёл в дальний угол погреба. Вдруг острая боль пронзила ему ногу. Он громко вскрикнул, но свечу удержался — не выронил.
— Жабыла шкажать, у меня там крышолофка, — радостно сообщила сверху старуха, злобно хохотнула и захлопнула дверцу.
— Ох, не жить тебе, старая швабра! — торжественно поклялся ей вслед Кукушкин, а затем наклонился посмотреть, что с ногой. — Ну и ну! Однако ж, громадные у ведьмы в подполе крысы водятся. Капкан поставила размером никак не меньше, чем на волка.
Бойцу повезло, что челюсти капкана не порвали ему ступню. Армейские берцы были сделаны из крепкой телячьей кожи, но это едва ли спасло бы ногу от острых зубьев, если бы в берцы не были вмонтированы защитные стальные пластины. Старуха об этом не знала и, вероятно, думала, что Кукушкин пострадал гораздо сильнее, чем было на самом деле. Тем не менее, удар был сильным, и если не размозжил вдребезги косточки, то покалечил их изрядно.
Кукушкин покряхтел и стащил с ноги зверский механизм. Боль его охватила адская, но думать о ней было не время. Надо выбираться из погреба. Со свечой в руке, сильно хромая, боец начал обследовать подпол. Никаких бочек с соленьями, как он и думал, тут не было. Зато валялось много всякого хлама. Однако, ничего похожего на топор или фомку не виднелось. Всё, чем можно было бы открыть дверцу изнутри, старуха унесла заранее. Похоже, танкисты были далеко не первыми её постояльцами, а подвал служил ловушкой для тех, кого не удавалось усыпить. Кукушкин убедился в этом, когда заметил вделанную в стену тяжёлую ржавую цепь, на конце которой были прикреплены старинные кандалы.