Боем живет истребитель
Шрифт:
Когда я закончил третий класс сельской школы, семья переехала в Астрахань. Отец стал работать на барже матросом, я плавал вместе с ним в качестве заготовителя продуктов и повара. Часто ловили рыбу. Ее в Волге тогда было гораздо больше, чем сейчас, каждого улова хватало и для еды, и для продажи на рынке. Торговать рыбой запрещалось, но мне, мальчугану, это прощалось, в крайнем случае я отделывался легким подзатыльником. Потом отец научил меня вязать сети, в пять утра будил, я брался за работу, бежал в школу, возвращался, делал уроки- и снова за сети. И так день за днем. Даже во сне мне казалось, что я продолжаю вязать иглицей.
Астрахань - не село Лапоть.
Здесь я сделал одно удивившее меня открытие. Оказывается, в Астрахани жили предки Владимира Ильича - его дед Николай Васильевич Ульянов и отец Илья Николаевич, закончивший местную гимназию. В городе сохранился и дом, в котором они обитали.
За свою жизнь я побываю во многих городах - наших и зарубежных - и каждый раз буду убеждаться в том, что особой гордостью жителей являются известные миру их земляки. И я не могу не воздать должное астраханцам, сумевшим разыскать любопытный документ, касающийся предков Владимира Ильича Ленина. Это - ревизская сказка (перепись). Она экспонируется сейчас в местном краеведческом музее. Из нее следует, что дед В. И. Ленина был женат на дочери астраханского мещанина Алексея Смирнова - Анне Алексеевне, у них появилось четверо детей, кроме дома, ничего у них не имелось, семья жила заработками ее главы - работника портняжного цеха.
Большой город да еще такой необыкновенный, как Астрахань, - хорошая школа для мальчишки. Здесь я узнал много интересного, за короткое время мой кругозор намного расширился, я обзавелся новыми товарищами, с которыми пропадал на Волге в свободное от работы и учебы время,
Волга - река моего детства и юности. И когда сейчас я слышу в исполнении Людмилы Зыкиной песню "Издалека долго течет река Волга", мысленно переношусь на ее крутые берега. Много и радостного, и горького, и озорного связано у меня с этой великой русской рекой. На ее берегах я рос, мужал, выходил в люди.
Я закончил ФЗО, стал работать слесарем, потом токарем на заводе имени III Интернационала, где и получил семиклассное образование. Затем был еще библиотечный техникум, где меня избрали секретарем комитета комсомола.
Но настоящая моя жизнь началась лишь с поступлением в Астраханский аэроклуб.
Мое сердце давно было покорено людьми в темно-синих костюмах, пилотках, портупеях, которых я однажды увидел. Помню, позавидовал этим ребятам: их выправке, молодцеватости, здоровью и... форме. Я потом не раз убеждался, что внешний вид специалистов той или иной профессии играет далеко не последнюю роль в пробуждении интереса к ней у молодых ребят. Летчика мальчишки замечали издалека, гурьбой встречали и провожали его.
В войну и после существовали спецшколы ВВС, где ребята тоже носили красивую форму: темно-синие брюки с голубыми кантами, защитного цвета кителя с золотыми погонами, пилотки или авиационные фуражки с "капу- стой" и "крабом". Я знаю нынешних военных летчиков, которых в авиацию привели эти спецшколы.
Ну так что ж, спросит дотошный читатель, значит, и вас прельстила красивая форма?
Это не совсем так. Дело в том, что в те времена авиация и ее люди были окружены ореолом героизма. И меня, как и других юношей, не могли не волновать подвиги М. В. Водопьянова, И. В. Доронина, Н. П. Каманина, С. А. Леваневского, А. В. Ляпидевского, В. С. Молокова, М. Т. Слепнева, которым первым в стране было присвоено звание Героя Советского Союза.
И
Тогда на всю страну прозвучал клич: "Комсомолец, на самолет!"
Отсюда понятно, что на летчиков, приезжавших в отпуск в Астрахань, мы смотрели как на людей иного мира. И многие из нас потянулись в этот неведомый нам удивительный мир. Потянулся туда и я.
У летчиков, окончивших аэроклуб, всегда остаются самые лучшие воспоминания о первых полетах. Таково не только мое мнение - многие прославленные асы находят самые яркие слова, когда говорят о своей учебе в аэроклубе.
В чем тут дело?
Я думаю, все объясняется необычностью и новизной впечатлений, которые приходится переживать в аэроклубе. Взять первый самостоятельный полет. Он производит столь сильное эмоциональное впечатление, которое трудно с чем-либо сравнить. Ты - обыкновенный земной человек, и вдруг становишься хозяином высоты! Чувство высоты - необычное, оно вызывает в душе трепетное волнение и остается незабываемым на всю жизнь.
Вот почему то, что окружало тебя в аэроклубе, приобщало к чувству высоты, навсегда остается самым дорогим воспоминанием.
Для меня нет лучшего аэроклуба, чем Астраханский, и нет лучшего инструктора-летчика, чем Лев Иванов, у которого я учился.
Это был человек завидной выдержки.
При первом же ознакомительном полете нам показывали штопор. Зона находилась почти над моим заводом. Помню, взлетели мы, набрали высоту. Глядя вниз, я размечтался о том, как было бы хорошо, если бы мой отец, мои товарищи знали, что я сейчас лечу над Волгой. И вдруг наш самолет задрал нос, потом завалился на крыло и, вращаясь, устремился к земле. Забыв обо всем, я одной рукой уцепился за сиденье, второй - за борт кабины. Мне и невдомек, что инструктор в зеркало наблюдает за мной.
– Спокойно, Скоморохов, возьмись мягко за ручку управления, смотри, что я буду делать.
Я "взялся" за ручку так, что инструктор с места не мог ее сдвинуть.
– Отпусти, не напрягайся, - снова слышу спокойный голос.
Постепенно прихожу в себя и вижу, что мы снова в горизонтальном полете.
Нет, хорошо, что меня не видят ни отец, ни друзья...
А потом потекли учебные будни. Научиться летать оказалось непросто. Но вот что мне давалось без труда - так это пространственная ориентировка. Я всегда знал, где нахожусь, куда нужно лететь. Другим такое умение не сразу давалось. Меня же оно не раз выручало потом в самых невероятных ситуациях.
Лев Иванов всячески развивал во мне эту способность, подчеркивая, что летчику-истребителю надеяться не на кого - он сам себе и штурман, и пилот. Почему он решил, что мне быть истребителем, - не знаю. Я в то время просто с увлечением летал. А он нас изучал, прикидывал, кто на что способен.
Я и сейчас вижу Льва Иванова: он в "квадрате", откуда ведется наблюдение за курсантами, совершающими первые самостоятельные посадки. Вот он чуть приседает, - значит, самолет подходит к началу полосы. Затем Лев Иванов весь устремлен к посадочному "Т", к которому приближается машина. Его пальцы теребят ремешок упавшего на траву планшета. "Ниже, ниже, еще ниже", - шепчут его губы, а сам он все приседает и приседает, его правая рука как бы подтягивает ручку управления, и он неожиданно для себя садится на землю...