Боем живет истребитель
Шрифт:
Много раз мне, Кирилюку, Горькову, Калашонку приходилось беседовать с Чебаковым, разбирать его боевые вылеты. Летали с ним вместе и на задания, где, обеспечив надежное прикрытие, давали ему возможность полностью проявить себя. В конце концов он, как говорится, втянулся в наше дело, в нем пробудились активность, инициатива; развивая их, мы помогали ему стать настоящим летчиком-истребителем.
Не хотелось нам брать в эскадрилью Ковалева - и неспроста.
Назначили к нему ведомым Калашонка. Это был наш самый надежный щит. Если прикрывает Калаш - можно ничего не бояться, смело вступать
Но такому ведомому нужен был и ведущий под стать. А вот этого обстоятельства мы не учли, о чем потом горько сожалели.
Ушли мы на прикрытие наших войск. Патрулировали тремя ярусами: внизу Кирилюк с четверкой, над ним - моя пара, надо мной - Ковалев с Калашонком.
Вначале все шло спокойно. Но вот пронеслась парочка "мессеров", вслед за ними - четверка. Я дал очередь, четверка ушла вниз, где был Кирилюк и его ведомые, тот сразу же устремился за ней.
– Керим, отставить! Это приманка!
– передал я по радио, увидев вдали многочисленные точки - сюда шла армада "фоккеров".
И тут взволнованно закричал Ковалев:
– "Мессеры", "мессеры"!
Я ничего не успел ему ответить, смотрю - он уже ввязался в бой, стал пристраиваться в хвост "мессершмитту", тянуться за ним. Калашонок видит: все выходит неладно, их пару враг уводит в сторону, а сделать ничего не может командир есть командир.
Ковалев, еще не догнав "мессер", кричит:
– Атакую, прикрой!
Где Ковалев - неизвестно, ушел куда-то в сторону, клюнул на приманку.
Наша шестерка вынуждена встретить грудью в несколько раз превосходящую нас группу "фоккеров" и "мессеров". Ребята дерутся смело. Кирилюк поджигает "мессер", от чьей-то меткой очереди задымил "фоккер", а у меня не выходят из головы Ковалев и Калашонок. Где они, что с ними?
А попали они в ловушку. Пока гнались за одним фашистом, их атаковали сзади два других. Калашонок стал отбиваться, а на Ковалева в это время набросилась еще одна пара. Ее увидел ведомый, крикнул:
– Коваль, сзади "мессер"!
А тот и ухом не ведет - стреляет по "своему" фашисту, который, поняв, видимо, с кем имеет дело, просто-напросто играет с ним в кошки-мышки.
Стреляет Ковалев, а сзади к нему тихо, без огня, подкрадывается коварный фашист. Еще мгновение - и сразит командира. Верный Калашонок молнией устремляется к ведущему и, не имея возможности атаковать врага, становится между ним и машиной Ковалева, весь заряд "мессершмитта" принимает на себя. Его "ястребок" заштопорил, пошел к земле. Ковалев, не разобравшись в чем дело, закричал:
– Сбил, сби-и-ил!
А раненый Калашонок с большим трудом поставил машину "в горизонт", как говорят летчики, и поковылял домой.
Ковалев осмотрелся - нет ведомого. Бросился его искать, нашел, пристроился. Они пошли на свой аэродром. С пулей в правом бедре, истекая кровью, Калаш кое-как приземлился. Когда мы вернулись, его уже увозила санитарная машина. Вечером навестили Василия, узнали все подробности их злополучного боя, вызвавшего у нас много раздумий.
: Все, что случилось с Ковалевым, даже отдаленно не напоминало мне действия наших ребят в Адлере. Они были зелеными, неопытными, легко увлекающимися. Но и тогда уже больше всего боялись допустить, чтобы
Как же мог такой бывалый летчик-инспектор забыть об этом? Объяснение найти было трудно.
Зато в действиях Калашонка узнавалась хватка наших лучших летчиков. Вот уж молодчина - не думал о себе, бросился на выручку ведущему. Не впервые он так поступает. Он много раз был ранен, когда прикрывал еще майора Краснова. Но тогда было совсем иное дело: оба мастера воздушного боя стоили друг друга.
Слава летчику-истребителю дается не легко. Видимо, Николай Ковалев сразу и окончательно убедился в этом. Он ушел от нас, и больше мы его не видели. Человек признал свою слабость, это, как известно, тоже требует мужества. Мы надолго лишились Калашонка. Но не испытывали зла к Ковалеву. Так уж несуразно все получилось у него...
К нам в Кишкунлапхазу прибыл новый заместитель командира дивизии - бывший командир 866-го полка подполковник Степан Никифорович Кузин.
Мы сразу- заметили в нем много общего с Онуфриенко: такой же простой, доступный, человечный, любит побалагурить, но умеет и делу научить.
Во время беседы со мной о том о сем подполковник Кузин вдруг спохватился:
– Да, чуть не забыл, тебе привет передавал Саша Колдунов. Кстати, на его счету уже двадцать девять сбитых. А у тебя сколько?
– Двадцать семь...
– Вот видишь, отстаешь... Подтягивайся, к следующему моему приезду должен обогнать Александра...
Разговор закончился, но в душе моей вспыхнула искра соперничества. Мне захотелось к новому приезду Кузина иметь больший счет, чем у Колдунова.
Через неделю подполковник Кузин снова появляется у нас:
– Как дела, Скоморох?
– Двадцать девять сбил-догнал Колдунова.
– Эге, у него уже тридцать три...
Такие разговоры вел он и с Колдуновым, как бы вызывая нас на соревнование. И постепенно так "завел" нас, что мы стали ревностно следить за боевыми успехами друг друга, что невольно подтягивало, мобилизовывало.
Может быть, этим и объясняется тот любопытный факт, что к концу войны на счету каждого из нас будет ровно по 46 лично сбитых фашистских самолетов.
В конце декабря развернулись ожесточенные бои за Эстергом. На этом направлении действовал и 4-й механизированный корпус генерала В. И. Жданова. В районе Бички продвижение корпуса затормозилось. Меня с Филипповым послали на разведку. Погода пасмурная. Местность под нами разнородная - лощины, овраги, лесистые взгорья.
Мы подошли к переднему краю, связались с КП корпуса. В ответ слышим:
– Скоморох, Скоморох, я -Жданов, пройдись в глубину немецкой обороны, посмотри, что там.
А мы с Филипповым тем временем обнаружили в лощинах немецкие танки.
– Я - Скоморох, впереди вас, километрах в трех,- вражеские танки.
– Много их?
– Более двадцати в одном месте, столько же в другом да около пятидесяти пушек.
– Вас понял.
– Но в голосе нет прежней твердости: неужели сомневается в достоверности донесения?
Решили с Филипповым пройтись на бреющем. По нас дали дружный залп вражеские зенитчики. Ну какие могут быть тут сомнения?