Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи

Флори Жан

Другой текст, правда, более поздний — хроника Вильгельма Мальмсберийского, — придерживается той же версии. На сей раз позднейшая легенда о Боэмунде превзошла историческую действительность. К 1125 году этот норманн стал настолько известен, что английский хронист приписал ему главную роль в самом возникновении крестового похода, проповедуемого Урбаном II в Галлии в полном согласии с Боэмундом. Прежде всего поход, по мысли Боэмунда, принял форму завоевания Византийской империи, продолжения предшествующей кампании Роберта Гвискарда:

«Но у него была тайная причина, о которой умалчивали: по совету Боэмунда он [папа] должен был бросить почти всю Европу в поход в Азию, так, чтобы благодаря восстанию и помощи всех мятежных провинций он, Урбан, проник бы в Рим, а Боэмунд захватил Иллирию и Македонию. Эти области действительно, а также земли между Диррахием и Фессалониками, его отец, Гвискард, завоевывал у Алексея» [165] .

Этот рассказ когда-то побудил сэра Френсиса Пальграва выдвинуть теорию, справедливо названную Ральфом Евдейлом «фантастической»: греческие послы, просившие поддержки папы на соборе в Пьяченце, в действительности были посланцами Боэмунда. Последнему в данном случае приписывалось авторство так называемого «Послания Алексея», настойчиво требовавшего помощи от Запада. Наконец, Петр Пустынник был инструментом в руках Боэмунда, необходимым для

проповеди крестового похода, который он объявил своим обетом [166] . Эти измышления лишь подтверждают тот факт, что Боэмунд был широко известен и играл главную роль в походе, рассказ о котором был распространен норманнским Анонимом. Такое охотно приписывают тому, кто на это способен…

165

Guillaume de Malmesbury. Gesta regum anglorum, IV, § 344.

166

Palgrave F. The History of Normandy and England. Londres, 1851–1864. T. IV. P. 509–522; Yewdale… P. 34.

Арабские историки, следующие в том же направлении, приписали инициативу в этом предприятии норманнам Южной Италии. По свидетельству Ибн аль-Асира, она принадлежала Рожеру Сицилийскому: на совете этот граф, оглушительно испортив воздух (эти латиняне, в самом деле, невежи!), предложил завоевать Иерусалим, отклонив проект завоевания африканского побережья, пришедшийся ему не по нраву, — в самом деле, он заключил договор с мусульманами Африки и вел с ними торговлю; вдобавок Рожеру пришлось бы снарядить свои корабли для этой экспедиции [167] . Следовательно, для него было бы лучше перенаправить поход на Восток — на завоевание Иерусалима. Замечание об умышленно грубом поведении Рожера передает не только презрительное отношение мусульман того времени к «варварству» людей Запада, но и полное непонимание ими феномена крестового похода, религиозному размаху которого они не придали значения. Этот отрывок свидетельствует также о важной роли, которую играл Рожер Сицилийский. Но в одном арабский историк оказался прав: крестовый поход не прельщал ни графа Сицилийского, ни его племянника Рожера Борсу — их интересы были сосредоточены на Южной Италии. Ни один из них не стал крестоносцем.

167

Ibn al-Athir, X, 185–188, trad, in Gabrieli, F. ('ed), Chroniques arabes des croisades, Paris, 1977, p. 26–27.

Совсем иначе обстояло дело в случае с Боэмундом: он жаждал более возвышенной судьбы, чем та, что ожидала его на месте второстепенного апулийского князька. Участие в крестовом походе позволило ему надеяться на скорейшее исполнение его желаний. Вот что, на мой взгляд, означали вопросы, обращенные им к первым крестоносцам, идущим из Галлии, к независимым отрядам, которые опередили войска знатных баронов, медливших с организацией и сбором средств, необходимых для путешествия. Принятие Боэмундом креста позволило ему покинуть осаду Амальфи с чувством собственной правоты и присоединиться к западным армиям, чтобы сыграть в них, если это возможно, главную роль. Даже если Боэмунд и не получал от Урбана II определенных посланий на сей счет, то он не мог не знать о проектах крестового похода, уже прозвучавших в Пьяченце восемнадцатью месяцами ранее. Он предвидел поход и намеревался использовать его в своих целях [168] .

168

В этом случае я полностью разделяю точку зрения Э. Джемисон: Jamison Е. Some notes on the Anonymi Gesta Francorum with special reference to the Norman contingent from South Italy and Sicily in the First Crusade // Studies in French Language and Medieval Literature presented to Professor Mildred K. Pope. Manchester, 1939. P. 183–208, в частности, P. 187–188.

Когда же Боэмунд стал крестоносцем? Чтобы узнать это, нам нужно вернуться к обстоятельствам уже описанной нами театральной мизансцены. В действительности, как доказали это Эмили Джемисон и совсем недавно Эрик Куоццо [169] , норманны осаждали не только Амальфи, но и всю зависевшую от него территорию. Тридцать первого мая 1096 года Рожер Сицилийский перешел реку Селе и приступил к осаде Ночеры; захватив этот город в начале июня, он осадил Амальфи с суши и моря. Конные отряды во главе с Боэмундом должны были занять дорогу, ведущую из Ночеры, — в частности, Pons Scaphati, деревянный мост под защитой башни, который нельзя было миновать. Речь шла о ключевой стратегической позиции, и роль, отведенная Боэмунду, была особенно важна для блокады региона… которую так и не удалось довести до конца из-за отступничества Боэмунда, вслед за которым последовало множество норманнских рыцарей.

169

Jamison E. Some notes…; Cuozzo E. La Partenza del crociato Boemondo, tra l’assedio di Amalfi e l’appello alia crociata // Boemondo, storia di un principe normanno / Ed. Cardini F., Lozito N.. Vetere B. Galatina, 2003. P. 9–18.

Единственная известная дата во всех этих событиях — время осады Ночеры, канун Троицына дня (в 1096 году он приходился на 31 мая) [170] . Следовательно, военные действия, которым Боэмунд положил конец, происходили в течение июня или позднее, в июле, но не в сентябре, как полагал Генрих Хагенмейер [171] . В этот момент, то есть спустя более восемнадцати месяцев после собора в Пьяченце, в котором приняли участие многие итальянские епископы, и восьми месяцев после Клермонского собора, Боэмунд, без сомнения, знал как о намерениях папы, так и об их эволюции в период между двумя соборами [172] .

170

Но не на 30 июня, как ошибочно указано в тексте, выпущенном издателем Annales Cavenses, а. 1096 // MGH SS 3. P. 190.

171

Hagenmeyer H. Chronologie de la premiere croisade, n 68, R.O.L. VI, 1898. P. 249.

172

См. на этот счет Becker A. Le voyage d’Urbain II en France…

Когда первые армии крестоносцев, войска Вальтера Голяка и Петра Пустынника, прибыли в Константинополь 1

августа 1096 года, там уже находились успевшие объединиться норманны из Южной Италии (лангобарды) [173] . Могла ли идти речь о некоторых из тех, кто вместе с Боэмундом стал крестоносцем в Амальфи? Хронология позволяет выдвинуть эту гипотезу, но она не единственная. Некоторые из лангобардов могли находиться в Константинополе с давних пор, найдя убежище у Алексея после провального завершения кампании Гвискарда; другие могли быть паломниками или независимыми крестоносцами, или даже посланцами Боэмунда, отправленными к Алексею, чтобы известить последнего о намерении Норманна отправиться вместе с армией в Константинополь. Учитывая натянутые отношения между ними, следует понимать, что Боэмунд не мог пройти по землям Византии, не предупредив об этом басилевса и не получив его разрешения. Присутствие норманнов в Константинополе скорее подтверждает — и уж во всяком случае, не противоречит — версию, согласно которой в Южной Италии о крестовом походе знали за две недели до 15 августа 1096 года, даты, назначенной Урбаном II для сбора воинов, откликнувшихся на его проповедь.

173

Деяния франков… С. 150.

Сам Боэмунд во главе своих воинов-норманнов высадился в Авлоне 1 ноября [174] . Переправа, отправной точкой которой, вероятно, стал Бари, не должна была занять более пяти-шести дней, что позволяет отнести начало похода примерно к 26 октября. Таким образом, у Боэмунда было в распоряжении около трех месяцев, чтобы подготовиться к походу. Это довольно мало, если сравнивать его со временем, потраченным другими предводителями на те же действия, которые предстояло совершить Боэмунду: собрать войска, позаботиться о заведовании своим имуществом и землями, наладить союзные отношения, но, главное, обеспечить себя значительными денежными суммами, необходимыми для такого предприятия, пусть даже путь из Апулии был короче, чем из других регионов. Тем не менее ему нужно было позаботиться о содержании своих людей.

174

Historia belli sacri, c. 7 // RHC Hist. occ. III. P. 177; Albert d’Aix, II, c. 18. P. 312.

Автор «Деяний франков», чей рассказ повторен Бальдериком Бургейльским и Ордериком Виталием, внесшим в него небольшие добавления, указал имена некоторых участников похода. «Все они совершили эту переправу за счет Боэмунда», — уточняет он [175] . Ничего удивительного: все они были вассалами Боэмунда или рыцарями его дома. Другие князья действовали так же, что вынуждало их идти на большие жертвы. Так, чтобы финансировать свой поход, Готфрид Бульонский продал земли и заложил свою крепость Бульон за 1500 ливров [176] . Роберт Нормандский отдал под залог свое герцогство и принял от своего брата 10 000 марок серебром [177] . Раймунд Сен-Жильский, граф Тулузский, без сомнения, самый богатый из всех предводителей крестоносного воинства, тоже прибегнул к различным уступкам в пользу церквей. В целом все крестоносцы (за исключением беднейших, рассчитывавших на великодушие богатых) предоставляли уступки церквям и монастырям — на деле же речь шла о продажах или займах.

175

Деяния франков… С. 155 — «Все они перешли к Боэмунду на службу»; Baudri de Bourgueil. Historia Hierosolymitana // RHC, Hist. Occ., IV. P. 21; Orderic Vital, IX, c. 4. P. 36.

176

A. Van Hasselt. Annales de l’acad'emie d’arch'eologie de Belgique. T. VI. Anvers, 1849. P. 93–102 (текст, p. 99–101); Despy G. Godefroid de Bouillon, mythes et r'ealit'es // Acad'emie royal de Belgique, Bulletin de la Classe des lettres et des sciences morales et politiques, s'er. 5, 71, 1985. P. 249–275.

177

Orderic Vital, IX, c. 4. P. 32.

ЧИСЛЕННОСТЬ И ПОБУДИТЕЛЬНЫЕ МОТИВЫ

Крестовый поход действительно обошелся участникам очень дорого [178] . Его стоимость для рыцаря, отправившегося в Первый крестовый поход, в четыре или пять раз превышала его годовой доход [179] . Вероятно, предводителям, имевшим на своем попечении вассалов, рыцарей, дома, пеших воинов и многочисленных слуг, пришлось пойти на гораздо большие траты. Возраставшие издержки вынуждали семью крестоносца влезать в долги, что ставит под сомнение былой тезис, согласно которому крестовый поход был удобным выходом из положения для безземельных «младших сыновей». Очевидно, что это мероприятие не было «доходным»; к тому же большинство крестоносцев вовсе не являлись младшими отпрысками в своих семьях. Сегодня все историки, занимающиеся крестовыми походами, допускают, что основными побудительными причинами крестоносцев являлись причины религиозного порядка. Однако я намерен показать, что эти религиозные стимулы были различными и не исключали идеологических и даже материальных мотивов [180] . Именно так обстояло дело с Боэмундом.

178

См. по этому поводу Constable G. The financing of the crusades in the twelfth century // Constable G. Monks, Hermits and Crusaders in Medieval Europe. Londres, Variorum, 1988, IX. P. 65–75; Richard J. Le financement des croisades // Richard J. Francs et Orientaux dans le monde des croisades. Ashgate (variorum), 2003; относительно Первого крестового похода см.: Cazel F. Financing the crusades // History of the crusades. T. 6: The Impact of the Crusades on Europe / Ed. H. W. Hazard, P. Zacour. Madison, 1989. Ch. 4. P. 116–149.

179

Сf. Riley-Smith J. Early crusaders to the East and costs of crusading, 1095–1130 // Crosse cultural convergences in the crusader period / M. Goodich, S. Menache, S. Schein… P. 237–257; Riley-Smith J. The motives of the earliest crusaders and the settlement of latin Palestine, 1095–1188 // English Historical Review, 98, 1983. P. 721–736.

180

См., в частности, Flori J. Ideology and motivations in the first crusade // The Crusades (Palgrave Advances) / Ed. de Nicholson H. Londres, 2005. P. 15–36.