Боевое Знамя

Корнуэлл Бернард

Люди Хаксалла помогли закрыть брешь, дав сокрушительный залп, и когда дым от него рассеялся, винтовки Легиона были вновь заряжены.

– Пли!
– скомандовал Старбак и услышал, как приказ эхом прокатился по левому флангу роты. Атака северян замедлилась, но не по причине того, что их подавили, а потому что слишком много солдат пыталось пробиться сквозь узкие бреши по обе стороны отвальной ямы, но встретили упорное сопротивление, когда правый фланг Старбака сомкнулся с левым флангом Хадсона. Люди Хаксалла присоединились к шеренге Старбака, и когда последняя брешь была закрыта, повернулись, чтобы преследовать прорвавшихся янки. Теперь отряд из виргинцев Старбака и каролинцев Хадсона находился в пятидесяти шагах

позади отвальной ямы. Именно здесь шеренга укрепилась и открыла убийственный огонь по янки, которые не преуспели в прорыве обороны Джексона.

Сражение началось, когда между двумя сторонами оставалось лишь тридцать шагов - достаточно близко, чтобы разглядеть лицо врага и расслышать его голос, достаточно близко, чтобы пуля могла разворотить плоть самым жутким образом. Это был поединок пехоты, винтовок против винтовок, испытание, к которому непрерывно готовились обе стороны. Старбаку пришлось позабыть о прорвавшихся к нему в тыл янки, его единственной задачей теперь было стоять и сражаться и предоставить кому-нибудь другому волноваться из-за прорвавших строй янки, также как кому-то другому надо было беспокоиться из-за того, что ещё большее количество северян перейдёт насыпь, чтобы присоединиться к винтовочному поединку. Старбак знал, что прибудь вражеские подкрепления, Легион будет сметён, но пока северян сдерживали. Их сдерживали люди, знавшие, что выживание зависит от умения перезаряжать винтовки быстрее врага. Ни офицерам, ни сержантам не было нужды отдавать приказы. Солдаты знали, что делать. И делали.

Лейтенант Паттерсон был мёртв, его убил красный кушак, привлёкший слишком много пуль янки. Старбаку казалось чудом, что кто-то пережил вихрь ружейной стрельбы на таком близком расстоянии, однако желтоватый дым служил экраном, и стрельба янки ослабла, пока северяне отступали обратно к насыпи. Ни один полк, каким бы храбрым он ни был, не мог долго выдерживать стрельбу на близком расстоянии, и обе стороны должны были инстинктивно отступить, но люди Старбака не сдавали своих позиций у подножия холма, и склон сдерживал их естественное стремление отступить на пару дюймов, пока они перезаряжали винтовки, однако открытое пространство позади строя янки побуждало северян отступать сначала дюйм за кровавым дюймом, затем ярд за дымящимся ярдом.

Старбак потерял счёт выпущенным им пулям. Его винтовка так запылилась, что ему было больно загонять в ствол каждую новую пулю. Нат стрелял и стрелял, его плечо болело от отдачи, глаза пекло от дыма, а голос охрип от дневного крика. Он слышал характерный звук, с которым пули попадали в людей вокруг него, и едва замечал падавшие в строю тела. Он также понимал, что чин давал ему возможность покинуть строй, однако обязанности командующего не позволяли уйти добровольно.

И Нат сражался дальше. Иногда он кричал, чтобы сомкнули строй, но в основном только загонял пули и стрелял, загонял пули и стрелял, поглощённый, как и каждый другой в строю, убеждённостью, что его пули отгоняют врага назад. Он вздрагивал каждый раз, когда тяжёлый приклад ударял в плечо, и кашлял каждый раз, когда скусывал патрон и пробовал на вкус едкий, соленый порох, от которого пересохло во рту. От пота щипало глаза. Подсознательно он боялся получить ранение, но Нат был слишком занят стрельбой, чтобы позволить страху взять над ним верх. Случайно пролетевшая мимо пуля заставляла его вздрагивать, но затем он загонял следующий зарад в неподатливую винтовку и делал очередной, болезненный для его плеча, выстрел в сторону янки и выуживал из ранца следующий патрон, позволяя тяжёлому прикладу упасть на землю. В какой-то момент, пока Нат засыпал порох в ствол, очередная порция загорелась и опалила ярким пламенем его лицо. Нат шарахнулся от боли, глаза воспалились, затем он в сердцах затолкал золу шомполом в ствол винтовки. Минутами спустя очередная острая боль пронзила его правую

руку, и он чуть не выронил винтовку от внезапной агонии; а потом увидел, что его поразила не пуля, а острый осколок кости из грудной клетки соседа, разорванной пулей янки. Тот, вздрагивая, лежал на земле, из раздробленной груди вытекала кровь. Он поднял глаза на Старбака, сделал попытку заговорить, потом из горла хлынула кровь, и он умер.

Старбак, нагнувшись, пошарил в ранце убитого в поисках лишних патронов и вытащил всего пару. Его собственный запас подходил к концу.

– Сомкнуть ряды!
– закричал он.
– Сомкнуть ряды!

Секундное затишье позволило ему выйти из шеренги. Солдаты просили друзей и товарищей поделиться зарядами. Старбак раздал немногие оставшиеся у него патроны и вскарабкался по крутому холму в поисках боеприпасов Легиона. Сюда же отступили раненые солдаты. Один из арканзасцев Хаксалла пытался зарядить винтовку - окровавленная левая рука беспомощно свисала.

– Чертовы сукины дети!
– без конца бормотал солдат.
– Чертовы, мать их, сукины дети янки.

В землю с грохотом вонзились осколки разорвавшегося над головой снаряда.

– Янки притащили еще две гаубицы, - полковник Свинерд, усевшись посреди склона, держал в руках бинокль. Голос его звучал удивительно спокойно.

– Нам нужны боеприпасы!
– воскликнул Старбак. Он пытался говорить так же собранно и спокойно, как и полковник, но скрыть паническую интонацию в голосе не получилось.

– Ничего не осталось, - беспомощно пожал плечами полковник.
– Я должен извиниться перед вами, Старбак.

– Передо мной?

– Я обругал вас. Мои извинения.

– Неужели?.. Черт возьми!
– вырвалось у Старбака ругательство: еще один снаряд просвистел над головой и, отрикошетив от склона, разорвался где-то за вершиной.

Свинерд обругал его? Старбак этого не помнил, да и ему было плевать. Гораздо больше его волновало поведение янки, которые, пройдя сквозь брешь в тыл армии, испарились. А что если они пойдут в контратаку?

– Нам нужны боеприпасы!
– закричал он Свинерду.

– Все истратили. Весь день шли бои, - полковник казался удивительно спокойным для человека, который навел револьвер на шеренги северян и теперь методично нажимал на спусковой крючок.
– Они останавливаются, так что, когда уйдут, мы пошарим среди мертвых.

Старбак сбежал вниз по склону и выбрал из шеренг двух солдат капитана Дейвиса.

– Обшарьте мертвых и раненых, - приказал он, - найдите боеприпасы. Потом раздайте всем. Поживее!
– одного солдата он отправил налево, другого - направо, сам же занял их место с револьвером в руке.

Старбак оказался плечом к плечу с очкастым, вооруженным винтовкой капитаном Итаном Дейвисом.

– Они из Индианы, - сообщил Дейвис, словно Старбаку было интересно.

– А? Кто?
– Нат его не слушал - он выискивал среди вражеских рядов кого-нибудь, отдающего приказы.

– Эти вот ребята, - Дейвис кивком указал на ближайших к нему янки.
– Из Индианы.

– Вы откуда знаете?

– Спросил их, понятное дело. Покричал на них, - он выстрелил и болезненно дернулся - мощная отдача винтовки ударила его в раненое плечо.
– Я однажды даже чуть не женился на девушке из Индианы, - добавил Дейвис, опуская винтовку прикладом вниз и извлекая бумажный патрон.

– Почему же не женились?
– Старбак возился с капсюлями для револьвера.

– Она была католичкой, и родители не одобрили, - мягко ответил Дейвис. Он скусил бумагу с пулей, ссыпал в горячий ствол порох и сплюнул почерневшими губами пулю. Стекла его очков помутнели от пыли и пота.
– Я часто о ней думаю, - задумчиво добавил он, затем с силой вогнал пулю глубже в ствол, вскинул винтовку, вставил капсюль и выстрелил.
– Она жила в Терре-Хоут. Как по-вашему, отличное имя для городка?