Боевой гимн
Шрифт:
— Обычно капитан управляет судном с открытого мостика наверху, а здесь он будет находиться только во время боя, — пояснил Буллфинч. — Поскольку у судна слишком высокая осадка для нормальной нижней палубы, машинное отделение располагается прямо за нами и находится в основном выше ватерлинии. У нас там самая толстая броня, мы уложили дополнительный слой железа и дуба изнутри, и к тому же вокруг самой машины устроены угольные бункеры. Кубрик, дополнительные запасы угля и боеприпасов размещаются в трюме, но обычно матросы спят в гамаках прямо на батарейной палубе.
Лицо
— В следующем месяце мы спустим со стапелей «Франклин», и у нас будет отличное судно для глубокой воды. С шестью сторожевиками тяжело патрулировать все море.
— Я знаю, Буллфинч, Не забывайте, что я на вашей стороне.
— Извините, сэр. Просто мне уж очень хочется, чтобы осуществилась наша с Джеком Петраччи мечта о постройке нового корабля, где можно было бы сажать и заправлять дирижабли. Тогда мы смогли бы намного увеличить дальность наших разведывательных рейдов и не спускать глаз с этих язычников на юге.
— Может быть, в следующем году нам выделят больше средств.
Буллфинч печально покачал головой.
— Сэр, не окажете ли вы честь мне и моей команде, выпив с нами чашечку чая?
Эндрю заметил, как Винсент нетерпеливо дернулся при упоминании этой непредвиденной задержки.
— В другой раз, — улыбнулся он. — Мне кажется, что наш генерал Готорн сначала хочет завершить официальную часть визита. Возможно, сегодня вечером мы придем сюда с ниппонским послом.
— Буду очень рад вас видеть, сэр.
Вслед за Буллфинчем они вернулись сначала на батарейную палубу и затем на воздух, где Эндрю вновь пришлось выслушать надрывный свист боцманской дудки и принять участие в морской церемонии прощания. Наконец они вновь почувствовали под ногами твердую землю.
— Небось эти свихнутые моряки дудят в свои свистульки и салютуют каждому, кого увидят, даже когда идут выливать ночной горшок, — проворчал Пэт.
Теперь роль гида взял на себя Винсент. Они покинули территорию верфей и направились обратно в город. Поднявшись на вершину пологого холма, отделявшего доки от остальной части поселения, Эндрю заметил несколько бревенчатых складов, каждый из которых был сто с лишним футов в длину и сорок футов в высоту. Ниже по склону располагались мастерские. Вдруг из дверей ближнего к ним здания вышел Чак Фергюсон,
Широко улыбаясь, Фергюсон направился им навстречу. Приблизившись к Эндрю, он вскинул руку к виску, приветствуя командира.
— Как твои легкие, Фергюсон? — спросил Эмил, ощупывая инженера придирчивым взглядом. Не дожидаясь ответа, доктор приложил ухо к груди Чака.
— Спасибо, сэр, все хорошо.
— Тихо! Делай глубокие вдохи.
Фергюсон начал глубоко дышать и закашлялся. — Дядя Дрю!
Из мастерской пулей вылетел трехлетний бутуз, одетый в синий мундирчик Армии Союза и обшитые белым кантом голубые брючки
— Он все еще кашляет, доктор.
Мать ребенка, Оливия, подошла к ним, держа на руках младенца. Ответив улыбкой на приветствие Эндрю, она вновь обратилась к Эмилу.
— Он просто не вылезает из этой проклятой мастерской, даже когда они изготавливают газ для дирижаблей, — поведала она доктору, бросив на мужа обеспокоенный взгляд.
Глядя на молодую пару, Эндрю почувствовал, как в его груди разливается тепло. Оливия была дочерью слуги Марка, человека, который возвысился до положения сенатора. Она была одной из самых красивых женщин, которых он когда-либо видел, пока взрывом на пороховом заводе ей не обожгло лицо, руки и ноги. Для спасения ее жизни Эмилу и Кэтлин пришлось превзойти самих себя. Жена Эндрю не отходила от постели несчастной обезображенной женщины несколько недель и была абсолютно уверена, что именно любовь Чака придала Оливии сил и не позволила ей умереть. «Я знаю, что ее внутренняя красота осталась при ней, — сказал Чак, — и всегда буду видеть ее красавицей».
Выходив Оливию, Кэтлин стала ее близкой подругой, и они с Эндрю были свидетелями на свадьбе римлянки с Чаком, а впоследствии крестными родителями обоих их детей.
Эмил закончил осмотр Фергюсона и нахмурился
— Сынок, слушай меня внимательно. Я тебе уже говорил, что ты, скорее всего, болен чахоткой. Так вот, теперь я в этом уверен.
— Я всегда это знал, — печально кивнул Чак.
— Значит, так. Ты доживешь до ста лет, если будешь себя беречь и выполнять все мои указания. Мы потом еще поговорим об этом.
— Сэр, мне нужно вам кое-что показать, — обратился Фергюсон к Эндрю, не обращая внимания на Эмила.
— Ладно, — ответил Эндрю. — Но ты слишком ценен для нас, чтобы я мог позволить тебе торчать тут посреди степи. Завтра же вы возвращаетесь со мной в Суздаль.
Чак начал было протестовать, но, бросив взгляд на Оливию, довольно улыбнувшуюся словам Эндрю, понял, что это бесполезно,
— Сюда, сэр.
Эндрю вместе со своими спутниками последовал за Чаком вниз по склону холма. Фергюсон был инициатором создания новой авиабазы на юге, но выражение лица Эмила явно говорило о том, что молодому инженеру не придется самому участвовать в этом проекте.
Чак привел их в комнату, ярко освещенную керосиновыми лампами, свисавшими с потолка. За длинными столами трудилась группа чертежников.
— Мы разрабатываем новые образцы дирижаблей,- сообщил им Фергюсон, показывая на чертеж. — Вот у этого два двигателя, его крейсерская скорость двадцать пять миль в час, а максимальная — все сорок. Он идеален для быстрого маневрирования, это воздушное судно, которое создано для того, чтобы охотиться на другие дирижабли. И если один двигатель выйдет из строя, то второй не даст кораблю упасть. Команда будет состоять из трех человек: пилота, бортинженера, в чьем ведении будет также кормовая пушка, и стрелка в верхней башне.