Боевые дельфины
Шрифт:
Таким вот незатейливым образом спорт и хобби переросли в дело всей моей жизни.
За мной приехали ровно в семь.
Сохраняя конфиденциальность (как просил товарищ Агапов), я вышел из номера в пляжном прикиде с легкой сумкой на плече, спустился по лестнице и, не объясняясь с дежурной, покинул свой корпус.
Свежее утро, пустынная дорога вдоль побережья. Черный представительский автомобиль с каким-то пропуском на лобовом стекле домчал меня до нужного места за считаные минуты.
На пляже меня встретили
Знакомимся, негромко болтаем о предстоящей работе и делимся предположениями. За разговором выясняю приблизительные координаты места, где находится предмет. Это уже кое-что.
Вскоре появляется товарищ Анапов из Агапы.
– Здравствуйте, Евгений Арнольдович! – едва не лезет он обниматься.
Коротко поздоровавшись, спрашиваю:
– Где шмотки?
– Простите? – непонимающе хлопает он выгоревшими ресницами.
– Акваланг или ребризер.
– А-а! Сейчас должны подвезти. Я вчера договорился.
Ждем около получаса. Машины с дыхательным аппаратом нет.
Агапов волнуется, кому-то названивает, требует и торопит. Но что-то у него не срастается – с аппаратом заминка.
Зато к пляжу, резво прыгая на кочках, подкатывает машина «Скорой помощи».
Задумчиво шмыгаю носом:
– Это для меня?
– Так положено, – категорично отвечает Илья Игоревич и снова на кого-то орет по телефону.
Мне порядком надоела эта бессмысленная суета. Лезу в сумку за ластами и маской.
– Там метров двадцать, – предупреждает спасатель. – Сумеешь?
– Нормально. Лишь бы видимость была хорошей.
На пляже в такую рань полтора человека. Это нам на руку – зрители в таком деле ни к чему. Тем удивительнее явление двух женщин, идущих по песочку от машины «Скорой помощи» в нашу сторону. Шатенке лет под тридцать; она высока, сквозь легкий халатик просвечивают шорты и блузка. Рядом – среднего роста брюнетка лет двадцати пяти с объемной сумкой на хрупком плече. На ней такой же халатик, под которым ничего, кроме купальника.
– Врачи? – цепляю на бедро свой специальный нож, без которого по привычке глубже десяти метров не ныряю.
– Точно. Наши люди: врач и медсестра, – улыбается спасатель и вскидывает руку в приветствии: – Доброе утро, девчонки! И вас в такую рань подняли?
Те что-то весело отвечают, смеются, но я уже не слышу. Я иду к воде – к своей родной стихии.
Забредаю в воду по пояс, не спеша надеваю ласты. Ополоснув маску, водружаю ее на голову. И хорошенько прочистив легкие, без всплеска исчезаю под водой…
Фри-дайвингом – свободным нырянием без аппарата на задержке дыхания – я занимаюсь давно и чувствую себя превосходно до глубины метров тридцать. Запросто могу нырять и глубже – пока здоровье подобные эксперименты снисходительно прощает. Но мне хотелось бы заниматься любимой работой еще лет пятнадцать, поэтому приходится себя беречь. Да и видимость в прибрежных водах Черного моря такова,
Сначала иду на детской глубине в точку, координаты которой указали ребята со спасательной станции. Это приблизительно в двухстах пятидесяти метрах от берега. По пути пару раз появляюсь на поверхности за глотком воздуха.
Кажется, здесь. Попробуем…
Первое погружение результатов не дает.
Двадцать метров – не мелководье, однако волны все же «стаскивают» от берега мусор и муть. Сейчас большой волны нет, но для детального исследования дна приходится по нему едва ли не ползать. Дело в том, что видимость под водой напрямую связана с освещенностью дна, а та, в свою очередь, зависит от положения на небе нашего светила. Наиболее глубоко солнечные лучи проникают на экваторе, когда солнце висит в зените. При погружении в тех краях иногда кажется, будто причудливый рельеф просматривается до отметки метров в триста. На самом деле цифра поскромнее, но тем не менее в заполярных районах такой фокус не проходит – там вода несравнимо прозрачнее, а без искусственного освещения и на глубине семидесяти метров черта с два и собственную руку увидишь.
Вторая попытка. Немного смещаюсь от обследованной территории к северо-западу. Около двух минут шныряю галсами над подводными барханами и, ничего не обнаружив, снова поднимаюсь вверх.
Третий заход. Прочесываю дно юго-восточнее отправной точки. Пусто.
Поднявшись на поверхность, ложусь на спину. Пора немного перевести дух, а заодно сместиться подальше от берега.
С четвертой попытки натыкаюсь на вытянутый предмет, наполовину присыпанный песком и мелким камнем. Солнце еще низковато и недостаточно хорошо освещает мутноватое дно, чтобы с приличного расстояния точно классифицировать происхождение находки. Решаю подплыть ближе.
Вот оно. Нечто длинное – метров семь, жутко старое, изъеденное коррозией.
Осторожно сбрасываю ладонями грунт и узнаю один из стандартных калибров: 533 миллиметра. Дабы окончательно убедиться в том, что передо мной торпеда, смещаюсь к хвостовой части и снова изображаю из себя земснаряд.
Четыре полусгнивших стабилизатора и останки двух соосных гребных винтов. Это очень старая конструкция боевой торпеды. Где-то мне доводилось ее видеть…
Впрочем, пора наверх.
Поднимаясь, краем глаза замечаю и второй продолговатый предмет, лежащий немного дальше.
«Неужели следующий сюрприз Второй мировой войны? – заползает в голову нехорошая мысль. – Если так, то я влип. Сейчас товарищ Анапов из Агапы насядет: нырни еще разок – уточни, сколько там этого добра…»
Внезапно боковым зрением улавливаю некую странность: вторая торпеда будто оживает и с невероятной скоростью срывается в сторону открытого моря.
Господи, что за хрень?
Разворачиваюсь и пытаюсь разглядеть непонятное явление.
Не получается – слишком мутная вода делает видимость отвратительной. Заинтригованный, я вновь устремляюсь к поверхности…