Боевые паруса. На абордаж!

Коваленко Владимир Эдуардович

«Сеньор Роберто» тоже плывет дальше. Теснота теснотой, но на Ямайку корабли заходят чаще, и с нее куда проще выбраться в Старый Свет. Но у англичанина хоть спина не облезла! А ирландцы обгорели. Не все, но почти половина, среди которой, разумеется, Патрик О'Десмонд. Шляпу потерял, потом помогал что-то грузить и тянуть, скинул рубаху… Впрочем, и мази донья Изабелла взяла с собой ни много ни мало, а четвертной бочонок. Ровно на двадцать пять фунтов. На пять сотен «красноспинных» – немного? Так ожидалось не больше пяти десятков. Хорошо, не все ирландцы забывчивы.

– И как

ты каторгу пережил?

– Так я работал под крышей…

Улыбается, хотя должен морщиться. Рука сама черпает зелье чуть более щедро, чем требуется, – вреда от этого не будет, а вот ощущения малость переменятся.

– Уууу!

То-то же! Нечего улыбаться на приличных девушек и товарищей по оружию. И мышцы напрягать, когда травница просит расслабить. Теперь попоешь!

Но Патрик больше не издает ни стона. Хотя ему уж и не до улыбок.

– Капитан, ты – кровожадное чудище, – сообщает ближе к концу процедуры, – Точно, как рассказывают. Ешь на ужин врагов и нерадивых подчиненных.

– Наверное, ты прав… Не знаю, что на меня нашло. Может, я и правда – одержимая? Я ведь ничего не помню. Похоже на правду, что горло я именно перегрызла. Нечем резать было, до навахи так и не дотянулась. Но вот не помню. И это самое страшное.

Пригорюнилась. Да ей же действительно больно! Значит, пришла пора открыть небольшой секрет.

– Успокойся. Твоя одержимость – умение О'Малли метать ножи. Хорошие такие ножички, без рукояти. Он, видишь ли, и без нас восстание готовил. А как увидел, что англичанин сдался ложно…

– Он не сдался. Просто бросил меч. А про нож, что, правда? – это просто вспышка. Радость, надежда. Сила. Даже если бы не было правдой, солгать бы стоило.

– Хочешь, поклянусь? Хотя ты законница, тебе доказательства нужны. Дай подумаю… Вот! О'Малли не такой дикарь, как тебе сейчас кажется. Иезуитскую коллегию в Саламанке окончил. Сюрприз? То-то! Их там учат использовать суеверия и старинные обычаи к вящей славе Господней. Пригодилось! И голову он отрубил, чтоб скрыть рану. Ножевую, а не… Хммм… Рваную.

– Ясно… Только разницы нет: не с комендантом, так с городом…

Снова потемнела. Только что казалось: дунь, и рассыплется солнечными зайчиками, оставив только прелый аромат мазей. Теперь снова черная, как чугунная пушка. Голос снова ровный, почти безразличный.

– Нужно всем рассказать.

– Отцу Давиду – обязательно. Всем – не надо. Враги предпочтут не поверить, а друзья засомневаются. Вдруг ты приказала убить противника, если дела пойдут плохо?

Задумалась.

– Смириться, говоришь? Макиавелли с тобой согласился бы. А я… А я даже не знаю, что за «Лугаддон» такой метет по всем палубам! Что это означает?

Патрик потер лицо. Ирландскую кличку можно прочитать и понять очень по-разному. Но если вычистить волховские смыслы, получится…

– Дословно – «огонь рыси». А понимают как «яростная». Примерно, как по-испански «Линче Фуриозо». Ну, еще немного «дикая» и «очень опасная». В Ирландии рысь считают самым бесшабашным зверем, даром что их у нас не водится.

– Так вот откуда «Линче

Айрадо»… А я уж думаю, чем не угодила. Ну, все. Процедура окончена.

Патрик накинул рубаху. Старательно затянул ворот. Шея не болит. Длинные волосы спасли.

– Они еще плохо знают испанский. «Айрадо» для них пока только «сердитая» – и никак не «разбитная», «разгульная» или «распущенная». Зато скоро выяснят, что сама по себе «ла Линче» – умница, светлая головка и семи пядей во лбу! Хотя и злючка. Вы чего так насупились, капитан?

– Нашел время комплименты расточать. До Ямайки доберемся, там – пожалуйста, охотно послушаю.

– Я только припомнил значение слова «рысь» в кастильском. Не прав?

Изабелла хлопает себя по лбу.

– А… Извини. Ладно. «Рысь» так Рысь. Тем более со всеми этими хлопотами я скоро и стану серой в пятнышках… – Голос меняется. Вместо врачевательницы и друга рядом снова капитан и начальник флотилии да еще и алькальд. – Ступайте, капитан. И соблаговолите передать лейтенанту Санчесу, что менять повязку ежедневно – это приказ.

– Слушаюсь, – вытянулся Патрик и мысленно прибавил: «Линче Белла». Серенькая в рыжую крапинку. С кисточками на ушах.

Перед самой Ямайкой донью Изабеллу все-таки выгнали с квартердека: спать. Увы, забытье не пришло. Вместо снов память принялась показывать сцены последней недели – отрывками. Руфина смотрела, словно со стороны, и не могла поверить, что все это натворила она. В то, что справилась!

Вот забившая причалы и улицы человеческая масса терпеливо ждет лодок и пропускает носилки с ранеными, детей, женщин. Кажется, узкий проход только и держится на пристальном взгляде капитана де Тахо да еще на постоянных окриках:

– Заслоны стоят! Заслоны стоят, все хорошо! Все войдут!

И ведь – выстояли, и против англичан, и против рабов-мародеров, вдруг возалкавших купленного чужой кровью спасения. И ведь – влезли, в перегруз, забив палубы транспортов хуже, чем невольники – работорговца. И тем, кто шел к причалу спиной вперед, выставив стволы, клинки и взгляды вновь заполыхавший город – хватило места. Потом… Каким-то чудом поставили паруса, и правильно, вышли в море, не влепив ни одного транспорта на рифы. Не верится, но ведь получилось!

Теперь корабли идут, подминают носами последние мили. Пляшет в черной воде одна Луна, другая висит на небе. Днем еще находились дела – не столько неотложные, сколько достаточно важные, чтобы не давать себе думать ни о чем другом. Теперь – сна нет, а руки чистят оружие сами, и вместе с плещущими о борт волнами Руфину накрывает волна чувств, волна явлений.

Первый вал – гордость. Сумела! Сотканный из сияющих глаз змей явился поздравлять. Он не подыгрывал? Сама справилась, радуйся! И вся кровь, все жертвы – тоже на тебе. Огонь, крики заживо горящих – это тоже твое! И ради чего? Кто-то не пожелал показывать спину, только и всего! И не змей – он уже не сияет, валяется грязной веревкой – вбил в слишком умную голову, что маленькой верткой пинассе не прорваться мимо английской батареи.