Боевые паруса. На абордаж!
Шрифт:
– Какая разница? Я никогда не стану лишь продолжением стола в присутствии, и ты это прекрасно знаешь. Однажды мне не повезет при ночном обходе… Да, я не все перевалил на молодежь! И не собираюсь… Все понимаю. Но – еще два года, Бланка. Хотя бы два года. Ей – воли, мне – права заглянуть утром в ее комнату и пожелать светлых снов.
Дон Хорхе поспешно шагнул через порог, превращаясь из мужа и отца в сеньора старшего алькальда над портом.
Руфина открыла глаза – словно в детство вернулась. Во времена, когда просто жила и радовалась каждому мгновению,
Вот это да! Светляк подрос! Стал большой, уже не точка, черточка света. Сидит на солнечном луче. Пока рядом – хорошо, улетит – будет грустно. Когда он надолго исчез в прошлый раз, Руфина даже обрадовалась: не придется горевать и злиться на весь мир, когда мотылек уходит. Протянула руку – погладить. Знала, что пальцы встретят только воздух, но когда это мешало игре?
Бух!
Та половина окна, что занята деревянным ставнем, содрогнулась. Пришлось набросить на плечи шаль, оттянуть тяжелую доску кверху.
– Привет. Можно к тебе, поболтать?
Соседушка. Дружит оттого, что на фоне Руфины – красивая. Зато у нее нет ни дара, ни тайны!
– А ты не могла найти булыжник побольше? И по стеклам, по стеклам!
– Надо бы. Последнее время к тебе как ни придешь – или вовсе глухо, или мать выглянет. «Руфинита занята!» И больше ничего. Да и по стеклам надо… Наверняка тогда твой отец повздыхает да вставит большие. А не мелочь в решеточке. Так я зайду?
И увижу секрет? Ну… днем, на крыше, под ярким солнышком, да не зная, чего высматривать – ничего Ана не увидит!
– Конечно. Только мне еще одеваться.
– Аааа… – понятливо тянет донья Ана. Раз вечно занятая хлопотунья спит днем – занята была ночкой. Не слушанием серенад, за неимением балкона, с крыши. И тем более не любезничанием с поклонником через оконную решетку на первом этаже. Наверняка матери помогала зелья варить.
Что ж, это означает – недолгое ожидание в дворике. Что-нибудь вкусненькое. Пусть не стоит толстеть до замужества, но у доньи Бланки готовка приворотная. Не устоять. Смирное ожидание, пока с крыши не махнет рукой подруга. От дверей – к лестнице, не оборачиваясь по сторонам, чтоб лишний раз напомнить – соседка любопытна, да в меру. Секретов высматривать не будет.
Секреты есть, их сеньоре Бланке многие по сей день простить не могут. Особенно те, кому она в помощи отказывала, после позорного столба. Шипят, да донье де Рибера что с того? Раз матушка водиться с соседями разрешила, значит, все у них в порядке. Демонов не вызывают, девственниц не подделывают. Может, и могли бы, но блюдут честь отца и мужа.
Что деньги… Это ведь на самом деле не так уж и просто, сказать в глаза: «Ты не бросал в меня брюквой. Но у стен много глаз, а ночь темна только для доброго
Так что крыша соседского дома – очень неплохое место, чтоб провести часок-другой. И пусть небо печет голову так, что, того и гляди, мантилья загорится – там, наверху, тень. Ну или будет тень.
Руфина в легком домашнем платье, глаза сжаты в щелки от льющегося сверху жара, дергает рычаги valeria, штуковины, расправляющей над крышей тент. Говорит, такими римляне пользовались. Удивительно. Всегда казалось, что за квиритов всю работу делали рабы. Много красивых невольников с мускулистыми руками.
Оказывается – довольно одной девушки. Правда, сильной. Медленно, словно туча, наползает полотнище.
– Руфинита, а ты, наверное, и с арбалетом здорово управляешься?
– С детства не пользовалась. Хороший пистоль бьет не хуже. Молодец, что напомнила. Нужно пуль наделать. Давно в стрельбе не упражнялась.
– Значит, стреляешь ты все-таки хорошо.
– Ну, отец говорит, что можно и лучше.
– Твой отец! – всплеск рук. – Он фландрский вояка. Да если ты просто умеешь зарядить и выстрелить – уже довольно. Мне хватит.
– Для чего?
– А, ты не знаешь! Город устраивает большую охоту. Война – войной, но общество должно собираться.
Руфина наконец оторвалась от своих приводов и блоков. Сразу стало приятней – сверху злые лучи не достают, зато ветерок налетает, принося прохладу взамен поднимающегося от черепицы жара. Уголок, правда, остался – именно там, на грани тени и света, и стоит подруга.
– Есть церковь.
– Ну что ты такое говоришь? В церкви молиться надо, а не женихов себе выглядывать.
Во Франции вообще балы устраивают. Надо же людям друг на друга посмотреть! Увы, с танцами у благородного сословия Испании плохо. Остается охота, главное развлечение благородных кавалеров и дам.
– Может быть, может быть. Вот только где это общество, и где мы? Впрочем, число волков в Эстремадуре, и верно, стоит подсократить. А то в предместья заглядывают.
Если это говорит дочь старшего алькальда над портом, понимай – ему жаловались алькальды предместий. Донья Ана поспешно перекрестилась.
– Не рассказывай ужасов!
– А что? В прошлую войну волки заходили на улицы, собак жрали. Людей покусали многих. Ничего, стража управилась.
– Ох, надеюсь, теперь до такого не дойдет. В любом случае, если за дело берется граф Барахас, серых станет поменьше… Но это неважно! Важно, что я тоже охочусь!
– Да?
– Да! Род де Рибера хороший, приглашения нам посылают. Только лошадь нужна, и сбруя с седлом, для меня и для брата, и арбалет… А у нас денег не было… Слушай, а ведь твоего отца тоже обойти не должны!