Боевые паруса. На абордаж!

Коваленко Владимир Эдуардович

– Я…

– Вот именно! И у тебя еще хватило наглости прийти в мой дом!

Но руки опустила. Руфина вздохнула. И правда, здесь ей делать уже нечего.

– Я твоя подруга. Как бы дело ни поворачивалось, это так. Помни это. А пришла я, и верно, зря…

Повернулась – и была поймана за разрезной рукав.

– Стой-ка! Подруга, говоришь? Так выбирай! Я или он.

– Что?

– Выбирай. Я теперь же велю принести Святое Писание, и ты на нем поклянешься, что не выйдешь замуж за дона Диего де Эспиносу!

Вот как ей мало надо. Рука поверх

шершавого переплета, несколько слов – и опять висит на шее, слезы льет, совсем как в девичестве. Отстранилась. На лице улыбка. Радостная, будто брат воскрес, и не так уж много в ее чувствах игры – той, что последний год заменяла прежнюю искренность. Снова подруга… Даже жаль, что всего на неделю.

Когда Руфина вышла, появился муж. Слушал. Теперь он всегда будет слушать. Говорит, это не вопрос доверия, а самый простой и точный способ знать, что вовсе не отменяет разговора. У мужа и жены уши разные, и слышат очень розно. Кто не верит, может спросить любую замужнюю даму.

– Ну? – спрашивает. Не только про разговор с подругой. Еще и про визит в Академию.

– Не получилось. Невеста его противоядиями поит. Ничего, больше не будет, – сказала Ана. – Я с нее клятву взяла.

Гаспар кивнул. Откуда ему знать, что любое зелье от доньи Бланки не минует Диего. Только теперь попадет к нему через другие руки. Руки спасительницы, перед великодушным сердцем которой его будет терзать вина. Укрепленная тем, что его, неподсудного убийцу, прогонит невеста. Куда он теперь денется?

– Но в Академию больше – ни ногой, – продолжил муж, – Диего я займусь сам. Есть люди… Дороги и переборчивы. Но деньги у меня есть, да и водится он с колдуньей.

Ана побелела.

– Ты что?

Ана молчит. Мысли не приходят. А счастье, купленное родной кровью, уходит.

– Еще один раз, – Ана наконец собралась с мыслями, – иначе Диего на меня подумает. А лучше – два-три. И все.

Муж внимательно посмотрел в глаза. Которые сегодня много плакали – и искренне, и притворно – и немало смеялись, теперь же холодны и спокойны. Ненадолго, конечно. Женщины вообще непостоянны. А уж в невзгодах, так и вовсе…

– Вопрос чести, – цедит Гаспар, – верно. Но ты же будешь видеть… его.

– Буду. Переживу. Это ведь ненадолго.

– Тебе придется с ним говорить. Возможно – принять объяснения. Еще раз повторяю – принять. И не пытаться растерзать на месте.

– Приму. Я буду очень спокойная, муж мой. Ради сына.

Гаспар медленно наклоняет голову. Быть по сему. Отлично! Яд у нее остался. Вот только выпить цикуту доведется вовсе не Диего, которого она предупредит. А от любых убийц со шпагами дон Терновник отобьется!

История четырнадцатая,

об адмирале, убийце, пыточном застенке и выборе дона Хорхе де Теруана

Он – шестой. Последней надеждой сделать дело пусть не тихо, но аккуратно, был пятый.

Наблюдение – неприметная девчонка с полной корзинкой свежей рыбы – подает знак. Объект близко! Значит, у всех не заладилось. Шестой не знает, что команда эспадачинов первого

нарвалась на патруль. Погремели сталью, ушли… но теперь не во всякой церкви спрячешься! Началось с Апельсинового двора, но на неделе пара монастырей вдруг разрешила альгвазилам прочесать частым гребнем ночлежки. Как сказали настоятели – сплошь друзья ордена Иисуса – дабы доставить место для ночлега людям действительно бедным… Второй, с кинжалом, струсил. Ордену придется отыскать его и убить, настолько неприятно, чтоб пытки в королевских застенках казались щекоткой. Третья, с отравленной иглой, не протолкалась сквозь толпу. Четвертого, с арбалетом, скрутила стража. Пятый – снова нож – совершил попытку, но лежит с разбитой головой.

Объект показался, но в неудобной позиции – вокруг шестеро стражников. Два бездоспешных тела мушкет пробьет – но на младшем алькальде очень может быть кольчуга. На стражах вовсе железные нагрудники. Древняя дрянь из городского арсенала не удержит тяжелую мушкетную пулю, но не даст ей убить второго.

Шестой набрал в грудь побольше воздуха. Задержал дыхание и принялся наводить мушкет. Стрелять решил в грудь – лишний шанс повредить бумаги. Вот строй чуть открылся… Палец нажал на спуск, но лишь сухой стук осекшегося курка разорвал воздух. Порт! И воздух влажный после дождя. Отсюда и осечка. Пришлось обновить затравку на полке, снова взвести курок.

Объект уже говорит с адмиралом, теперь речь идет не о практической пользе от убийства, лишь о чести Гардуны. Орден выполнит заказ. Точней, три заказа: свой и два чужих. Кто-то получит шальные деньги, не работая… Что ж, это можно считать милостыней – или задатком для тех, кто, быть может, со временем достигнет должной сноровки и получит предложение о вступлении. Могут и не пожадничать: сейчас цель любому эспадачину встанет слишком дорого. Севильскому командорству, и то придется залечь на дно. Целиком, и не меньше, чем на месяц.

Объект лезет за пазуху. Палец выбирает холостой ход.

– Адмирал! На крыше!

Рука Шестого не дрогнула. Зато адмирал сделал шаг вперед – чтобы лучше видеть…

Судейский, несмотря на широкий зеленый наряд, выглядит не шутом, а священником. Суров и решителен. Конечно, не всякий день в Севильский порт приходит главный корсар короля. И все же…

– В чем дело, сеньор?

– В этом пакете. Я должен передать его вам.

Антонио де Исаси не протянул руки. И порученцу не кивнул.

– Что это?

– Последний доклад известного вам рыцаря Калатравы. Ради того…

– Что с ним? – адмирал подскочил, ухватил за плечи немаленького ростом судью. – Что с Луисом?

– Убит третьего дня. Передал…

– Адмирал! На крыше!

Дон Антонио шагнул вперед, неуклюже становясь между выстрелом и действительной целью. Тут судья ему под ноги и подкатился. Как раз вовремя – над крышей недалекого склада полыхнуло, донеслись удар выстрела и свист тяжелой пули. Только тут моряки и стражники опомнились и принялись: одни – закрывать адмирала, другие – ловить несостоявшегося убийцу.