Бог – что захочет, человек – что сможет

Бычков Юрий Александрович

Молодые веточки укропа с желтоватыми цветочками пойдут в окрошку в изрядном количестве. Чем больше укропа, тем лучше. Ароматной, всем полезной будет окрошка! Так что держись, укроп. Ох, не удержится он до осени. Укроп востребован, да ещё как! Стебли, побуревшие зонтики, усыпанные семенами, – важное снадобье, источник духовитости при засолке огурцов. В огуречном рассоле, радикальном средстве для опохмелки, зонтики со стеблями укропа и творят, главным образом, этот чудный эликсир. Разумеется, без бочки с огурцами никакого эликсира не состоялось бы по определению.

Хорошо назвал любимый народом, популярный, кажется даже чересчур, огурец Владимир Иванович Даль. Огородный плод. Вот как! Всем

повсюду летом 2010 года было душно, жарко не в меру – только не огурцам. Ночью не меньше четырнадцати градусов по Цельсию, и огурцы целых два месяца плодятся с удивительной стремительностью. Вчера большую корзину собрал, а, глядишь, сегодня подросло огородных плодов столько, что и в бельевой корзине не унесёшь. Любит, ласкает народ добрым метким словом это огородное чудо: огурчик, огурчище, огурчишка, огуречище. Чем не молодец, если нос с огурец. Белогубы огурцы, молодцы белопупы. Последние четыре слова – скороговорка. Попробуйте справиться, коли вы во хмелю!

Ожидалась по случаю приезда знатных гостей баня. Первыми на свежий пар ринулись женщины. Мужчины в ожидании своего часа выпивали, закусывая криушкинскими малосольными огурчиками.

– Известное дело, где огурцы, там и пьяницы, – ворчала тёща Александра Васильевна, ставя на стол большую чашу, до краёв наполненную аккуратненькими, крепенькими, пахучими малосольными огурчиками. Компания засела в тесной, исключительно уютной, срубленной в своё время Федором Ширшиковым в полбревна кладовой, обживаемой московской интеллигенцией на свой лад. Бывшая кладовая, на местном плотницком речении клеть, стала гостевой комнатой. В тёмной кладовке прорубили окно, и она обратилась в светлицу. Да и собраться в вечерний час в ней куда как хорошо. В тот раз в клети, если прислушиваться со стороны, беспрестанно гудели, как шмели, басовитые, перемежаемые теноровыми вскриками мужичьи голоса. Академики-физики, художники, музыканты и аз, грешный, – литератор – травили байки, анекдоты, гремели гранёными стопками и стаканами, хрупали крепкими, ароматными под воздействием пахучих смородиновых и богатых дубильными веществами дубовых листьев огурцами. Стоял плотный говор, в который то и дело врезались гулкие, отдалённые удары, доходящие до нас через две стены, бани и клети. Это дамы в парной с оттяжкой лупили друг дружку берёзовыми вениками, не минуя, надо полагать, и нежных частей тел, тех самых дамских прелестей, за которые в доме Антона Павловича Чехова в обязательном порядке поднимали второй тост. Спросите: почему не первый? Первый в русских застольях пьют за родителей.

Мерный ход благостного застолья прерван был раздавшимся снаружи, вблизи окна нашей светёлки, отчаянными воплями:

– О-о-о! Моя жопа! О-о-о-о-о! – крик, удаляясь, погас за дверью бани.

Что случилось? Вопила, неистово кричала женщина. Отчего?

Вскоре выяснилось: доктор философии Калифорнийского университета Мэрилэнд (её американскую фамилию запамятовал), всласть похлестав себя ароматным, ласковым веником, вылив на себя ведро холодной воды, выбежала на лужок освежиться, подышать вечерним деревенским воздухом. Не найдя удобным тут же присесть, чтобы пожурчать, метнулась за угол двора и, что называется, не разбирая дороги, врезалась в заросли крапивы, которая обычно буйно произрастает вдоль заборов, у стен хозяйственных построек.

Пребывание Мэри в течение недели в компьютерном лагере, открытом ещё в прошлом году Евгением Павловичем Велиховым на Кухмаре, не прошло для неё даром. Она прилежно изучала в подобающей среде русский язык и успела усвоить несколько, бывших в ходу популярных слов и выражений, в их числе было обиходное в народной речи слово «жопа». Отдав должное незаурядным лингвистическим способностям Мэри, мужская компания,

что называется, выпила «по тринадцатой» за её здоровье, которое, как известно, только прибывает от соприкосновения со жгучей крапивой. Далее принялись за вокал.

По Дону гуляет,По Дону гуляет.По Дону гуляетКазак молодой.О чём, дева, плачешь?

На этих словах раздался гомерический хохот, и в горницу, без стука, вошла Александра Васильевна.

– Академики-алкоголики! Ночь-переночь, а они пьют вино, горланят песни. Ребёнок в избе не спит, потому что всё слышно. Девочка-малышка – десять месяцев от роду ей всего.

Как стремительно летит время! В избе прислушивалась к доносящимся из горницы голосам моя внучка Галя. Близость академической среды, несомненно, отразилась на её биографии. Галя окончив журфак МГУ (в дедушку было пошла), без задержки освоила учебную программу филологического факультета и получила второй диплом (в маму теперь пошла), куда в конце-концов поведёт её научная стезя, поживём – увидим. Она, не медля, вышла замуж, родила дочку Дуню, нянчит сейчас уже полугодовалую очаровательницу.

Момент появления Дуняши в Криушкине в возрасте самом что ни на есть начальном, в разгар жаркого лета, я попытался тогда же запечатлеть, как смог, в прозе.

Итак… Плавный ход писательских размышлений прервал авторитетный, басовитый, основательный (всё это – прямые указания на меццо-сопрано или контральто в будущем) младенческий ор пробудившейся, проголодавшейся моей правнучки Дуни.

Хорошо родиться со своей песней. Дуня, моя Дуничка, Дуня-тонкопряха. Когда впервые взглянул на неё, улыбнулся радостно. Мне явилось не случайно в сияющих глазах малютки неосознанное, инстинктивное ощущение прелести Богом дарованного бытия.

Она наделена несказанной жаждой жизни. Очаровательный, готовый вкушать, едва слышно чмокать, выражать чувство голода или блаженство сытости ротик. Носопырка – кнопочка. Изящные, миниатюрные ушки. Умилительные, легче гагачьего пуха, золотисто-блондинистые волосы, красиво обрамляющие её далеко не бессмысленное лицо. А руки! Они всегда на свободе. Теперь не принято пеленать младенцев, чтобы не лишать их возможности стремительно развиваться. И милые Дунины царапки вовсю осваивают близлежащие окружности, плоскости, доступное им пространство. Жажда движения сулит незаурядный темперамент в будущем.

Юные родители, Илья и Галя, давным-давно знали, что родится девочка (наука не дремлет) и что назовут они её Дуней. А я, когда узнал об этом, тотчас услышал в себе:

Пряла наша ДуняНи тонко, ни толсто,Дуня, наша Дуничка,Дуня-тонкопряха.

Когда доверили взять на руки Дуню, не удержался, спел ей этот куплет и видел, песня пришлась ей по сердцу – на губах девочки играла лёгкая, как тающее в лучах утреннего солнца облачко, улыбка. Мелодия, верилось мне, коснулась лаской её ангельской души.

…Раскрасневшиеся, весёлые банные жёны зашли в светёлку, чтобы услышать: «С легким паром!» На руках у Евгении Серафимовны сидела вконец пробуждённая, румяная со сна десятимесячная Галя. Таково стремительное течение нашей жизни.

Академики-физики Евгений Павлович Велихов и Николай Николаевич Пономарёв-Степной спели ещё одну протяжную народную песню и отправились париться. Гости уезжали из Криушкина на рассвете. Всходило солнце. Пели, щебетали, свистели ликующе птицы. Все разом.