Бог и человек
Шрифт:
Дидим (один из великих богословов четвертого века), говорил, что мы становимся мудрыми, праведными и святыми, потому что Христос стал для нас мудростью, праведностью и святостью. «Таким же образом причина нашей любви друг ко другу в том, что Бог есть любовь. Будучи причастны Богу, Который есть Любовь, мы имеем от Него любовь и любим друг друга. И далее нам явлено, что и Спаситель есть любовь. В самом деле, апостол Иоанн говорит, что любовь Божия — в Сыне, Которого Он послал для нашего спасения: «в Нем любовь!». «Подобно тому, как Сын Единородный есть Бог от Бога, так Он есть и Любовь от Любви!»
«В величии Божием мы не можем познать Бога, потому что невозможно измерить Отца. Но в любви Его, которая ведет нас через Слово к Богу, если мы только будем послушны Ему, мы будем все больше познавать, что Бог так велик и объемлет собой все! — пишет св. Ириней Лионский. — Бог может все и в Своей любви и доброжелательстве Он дает Себя увидеть любящим Его, как то возвещено
Делающий добро любимому, делает его себе, потому что он един с тем, кого любит. Естественно любить полноту жизни, но жизнь любящего и любимого — одна. Истинная любовь поэтому не требует благодарности: она сама есть награда. Бог заботится о мире, как о Своем творении, о людях, как о Своих детях. Мы принадлежим Богу и потому можем молить Его о всяком милосердии; это право по существу теряется нами, когда мы сами отвергаем Бога и «ходим путями своими». Но Сам Бог не лишает нас, несмотря ни на что, этого права: во Христе мы опять можем обращаться к Богу, как к Отцу, даже из последней бездны греха, ибо Христос сошел к нам и в эту бездну, чтобы взять на себя наши грехи. Мы «свои Богу», и любовь Божия к нам не иссякает. Бог любит и грешников, как блудных детей.
Если любовь есть духовное обладание, она есть и совершенное познание: невозможно не знать того, с кем любящий духовно един. Созерцать можно издалека, но в любви само познаваемое живет в нас: мы живем им и не можем не знать его… Любовь Божия к Себе, любовь между лицами Преев. Троицы, есть совершенное познание, открывающееся Отцу, Сыну и Св. Духу о друг друге и всем существе Божием… По–сколько Бог любит мир, Он знает Его таким же живым знанием. Мы видели, что и для людей познание Бога совершеннее и доступнее в любви, чем в созерцании, которое неизбежно отстает от любви, хотя по первоначалу само побуждает и располагает нас к ней. Если наша любовь к людям и миру духовна, она дает нам и знание о них; если любовь слепа, значит она и не духовна.
Бог чист, потому и любовь Его совершенна. Всякое извращение, извращает и любовь… Чистота любви есть и гармония ее — прекрасная, прозрачная ясность. Прекрасное привлекает любовь, потому что оно само есть явление любви: как согласие возможно без любви? Любовь все любовно располагает в согласии, ибо любовь ценит все благое и ко всему справедлива. Где любовь, там все соединяется в совершенном, живом и мудром единстве. Любить красоту значит любить любовь — переживать и созерцать уже осуществленную, идущую навстречу нам любовь… В Боге все прекрасно, потому что все от любви, и все вызывает любовь, потому что прекрасно… Красота вселенной, природы или человеческой души есть лучшее доказательство любви Бога к твари. Но мы видим Бога в красоте твари только тогда, когда она чиста, иногда ослепительно чиста. Если мир прекрасен, кто–то с любовью устраивал его… Нельзя не любить красоту. В нашем мире она бывает иногда только возможностью любви, которую так легко испортить. Недаром Христос говорит о небесной чистоте детей, которых легко погубить соблазном, а ап. Петр — о «немощных сосудах», христианках, «сокровенное сердце» которых исполнено «нетленной красоты кроткого и молчаливого духа» (I Пет., III, 1–7)… Люди стали грязны и любовь их грязна. «Древо нашей жизни, этот дар Божий, покрыто позором до корня; корень его покрыт грязью и помоями. Очистим же его!» говорит св. Иоанн Златоуст о браке.
Если Бог есть Любовь, то в Нем нет никакой гор* дыни, ибо «любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится» (I Кор., XIII, 4). Гордость отсекает себя от всего. Любовь соединяется и с малейшим благом. Бог превознесен над всем, но не превозносится. Отец есть Начало всего, Он — Первый даже в Троице, но Он равен Своему Сыну и Духу. Сын Божий и Св. Дух происходят от Отца и исполняют волю Его, но равноценны Ему в равнобожественной любви… Тварь бесконечно ниже Бога, но Бог не презирает ее. Люди развратились в грехах, но Христос сделался ради нас грехом (И Кор., V, 21)… Поэтому так важно в христианстве избежать гнушения низшим, даже зараженным злом, и вместе с тем не потерять знание истинной меры высокого и низкого. Если св. Григорий Нисский говорит, что восхождение к Богу есть в то же время и неподвижность в добре, то можно сказать и то, что восхождение к Богу есть вместе с тем и снисхождение с Ним к малейшему Его творению.
Любовь есть святость, потому что она есть «исполнение закона», т. е. исполнение всего, что может требовать добро: приятие всего благого, жизнь в единении с ним и в стремлении умножить добро в себе и во всех. Любовь изгоняет зло, потому что оно нарушает единство и ущербляет бытие. Любовь, есть свершение святости. Бог есть Святыня, Бог есть и Любовь и Дух Святой есть и Дух Любви… Освящение невозможно без любви: нелюбящий не освящен. Благодать Божия есть Любовь Божия, которая «изливается в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим., V, 5). Когда Церковь освящает нас, а мы остаемся эгоистами (если
Любовь есть мир. Это абсолютно очевидно, так как любовь есть начало согласия. В любви — предельное напряжение жизни, но осуществленная любовь — предельный покой, исполнение жизни. Поэтому Бог есть мир и покой, и с этим в свою очередь связано то, что Бог есть красота, ибо мир есть пережитая личностью гармония… В Боге царит мир, потому что все соединено в нем любовью… Любовь дает мир, но во встрече своей со злом она становится борьбой; однако, борьбой не ради борьбы и раздора, но ради мира; если борется любовь, то она ищет мира и справедливости в победе над злом. Без справедливости не может быть мира, ибо согласие достигается там, где каждый живет соответственно своей природе и назначению… Христос принес «не мир, но меч» (Мт., X, 34), но меч ради мира. Можно сказать также, что меч Христов отсекает неспособное к истинной любви и к истинному согласию. По словам Христа этот меч направлен прежде всего против себялюбия и привязанности к людям больше чем к Богу. Истинная любовь ко всему совершается в Боге, ибо только в Боге наша любовь совершается в истине, а не в произволе и страстях, и имеет силу побеждать зло.
Любовь есть блаженство, ибо она есть обладание всем благим в совершенном единении с ним. Обладание насилием есть путь унижения и уничтожения того, чем мы обладаем; оно может дать злое наслаждение, но не подлинное счастие. В любви соединение и взаимное обладание свободно желанно всеми; все благое само открывается друг другу, проникая друг друга… Бог блажен в единении Преев. Троицы, в единой, общей жизни Трех Совершенных, в свободной полноте Своего бытия… В добре любовь не связана с жертвой. Если любовь в самом Божественном бытии есть жертва, т. е. лишение себя, то она ведет к страданию и смерти, ибо совершенная жертва есть смерть. Мысль о Боге, Который вечно страдает и вечно умирает в самомучительстве, потому что каждое Лицо Божие умерщвляет Себя ради других Лиц из любви к Ним, мысль чудовищная и абсурдная. Она чудовищна, потому что бытие Божие превращается в своего рода самоубийство. Она абсурдна, ибо отдание себя в любви не есть самоуничтожение, но совершенное соединение с любимым, жизнь в нем, приятие его в себя, следовательно полнота бытия, а не умаление его; не лишение, а восполнение… Мы настолько закоренели в эгоизме, что всякая мысль об отдании себя другому, хотя бы и в любви, кажется нам уже лишением себя; как будто мы обладаем собой только, если мы принадлежим исключительно самим себе, ревниво отделив себя от других, как свою исключительную собственность. Но это злой самообман: замкнувшись в самих себе, мы только обедняем себя, в конце концов остаемся в пустоте. Открыть себя другим значит, отдав себя всем, приобрести всех. Только в безличном пантеизме соединение есть потеря своей личности, исчезновение в Едином. Но соединение в* любви есть личное соединение в полноте свободы и взаимности; в нем нет потери, но абсолютное приобретение. Если мы хотим понять слова Христа о необходимости потерять свою душу, чтобы приобрести ее, .в свете вечности, а не земной жизни, мы должны понимать «потерю», как абсолютную готовность все наше и нас самих сделать достоянием другого, но любящий нас, когда мы отдаем ему себя и свое, не уничтожает ни нас, ни наше, но с радостью, любовью и благоговением принимает нас в себя, чтобы жить вместе с нами единой жизнью. Христос находит пропавшую, даже виновную перед Ним овцу, отдающую себя Ему, не для того, чтобы ее съесть. И Отец, приняв блудного сына, не делает его рабом, но Сам отдает ему все Свое и радуется о нем… Как же в Боге можно допустить мысль об общем страдании Троицы во взаимной жертве? Поистине к этому может привести только испорченное воображение.
Любовь приводит к жертве только перед лицом зла, ибо зло не приемлет любви и на любовь отвечает ненавистью, ибо в падшем мире, в его бедности и испорченности, делать добро часто значит лишать себя чего–то. Бороться со злом во имя любви значит подвергать себя страданию, боремся ли мы со злом внутри себя (самораспятие) или боремся с окружающим злом, которое всегда и необходимо гонит добро и прежде всего ненавидит любовь. Поэтому совершенно справедливо, что в падшем мире любовь необходимо ведет к жертве. Сам Сын Божий пострадал на кресте из любви к нам, но не добро распяло Его, а зло, и страдания и смерть Его не были страданиями и смертью Бога в самом существе Его, но смертью Сына Божия, ставшего человеком, в человеческой Его природе. Нельзя забывать слов ап. Павла: «Христос, воскресши из мертвых, [56] ) уже не умирает, смерть уже не имеет над Ним власти. Ибо что Он умер, то умер однажды для греха, а что живет, то живет для Бога» (Рим., VI, 9*10). Смерть Христова имеет вечное значение, но не вечна; Христос умер однажды и «для греха», а живет вечно.