Бог и мозг
Шрифт:
Тот факт, что некоторые вещества способны стимулировать духовный опыт, получил настолько широкое признание, что светские правительства отдельных стран, где в целом наркотики запрещены, легализовали энтеогены, прием которых внутрь — часть религиозных таинств. «В 1994 г. правительство США приняло поправки к Закону о свободе отправления религиозных обрядов американских индейцев, обеспечивающие соответствующую защиту на территории всех пятидесяти штатов традиционного церемониального употребления пейота американскими индейцами… В своем отчете по законодательной деятельности 1994 г. комитет палаты представителей США сообщил, что «пейот не наносит вреда» и что духовная и социальная поддержка, предоставляемая Церковью коренных американцев (NAC) доказала свою эффективность в борьбе с трагическими последствиями алкоголизма среди коренного населения Северной Америки»{75}.
Начиная с Уильяма Джеймса, изучавшего
Но каким образом наркотик может вызывать в нас подобные ощущения? Каким образом наркотические вещества способны вызывать ощущения, предположительно столь же сакральные и возвышенные, как духовный или трансцендентальный опыт? На какие свойства наркотических веществ это указывает? Или, что гораздо важнее, что говорят полученные результаты о духовном / трансцендентальном опыте?
Cимптомы, описанные теми, кто принимал наркотик, почти полностью совпадают с симптомами, описанными теми, кто пережил мистический опыт
В поисках ответов на эти вопросы обратимся к самим наркотическим веществам. Как нам известно, все они, в том числе психоделики, или, как их теперь называют, энтеогены, по своей молекулярной структуре всегда одинаковы [24] . Это утверждение справедливо для любого препарата. К примеру, на молекулярном уровне аспирин всегда остается аспирином, а пенициллин — пенициллином. Соответственно, то же правило следует применить ко всем энтеогенам. Другими словами, химический состав любого энтеогенного вещества — константа. Атомная структура молекулы ЛСД одинаково независима от того, где его употребляют, в Бангкоке или в Боливии, на уровне моря или на вершинах Гималаев.
24
Что касается молекулярного строения многих энтеогенных веществ, отнюдь не совпадением является то, что во многих случаях они почти в точности идентичны по структуре определенным нейротрансмиттерам — тем самым веществам, которые играют ключевую роль в химической передаче импульсов между нейронами (нервными клетками). Так, если энтеоген мескалин почти идентичен по молекулярному строению нейротрансмиттеру норадреналину, то молекула псилоцибина, известного также под названием галлюциногенного гриба, почти идентична по строению молекуле нейротрансмиттера серотонина.
То же самое с большей или меньшей уверенностью можно утверждать в отношении человеческой физиологии. Да, несмотря на определенные различия между отдельными представителями нашего вида, основа этого разнообразия — выраженная физиологическая однородность. Так как мы имеем дело с двумя константами — одно и то же вещество, одна и та же физиология, — неудивительно, что энтеогены оказывают один и тот же конкретный эффект на представителей широкого спектра культур. Таким образом, затруднение представляет единственный вопрос, а именно: почему эти вещества оказывают на нас именно такое воздействие? Почему всем им присуща явная склонность вызывать ощущения, которые мы именуем духовными/мистическими/трансцендентальными/религиозными?
Ни одно вещество не в состоянии вызвать реакцию, к которой мы не были бы предрасположены физиологически. Наркотические вещества лишь усиливают или подавляют те способности, которыми мы уже обладаем, однако новых не создают
Ни одно вещество не в состоянии вызвать реакцию, к которой мы не были бы предрасположены физиологически. Наркотические вещества лишь усиливают или подавляют те способности, которыми мы уже обладаем, однако новых не создают. К примеру, поскольку мы обладаем способностью видеть и наделены физическими органами зрения, это означает, что некое вещество вполне может либо улучшить нашу зрительную способность, либо подавить ее. Мы не обладаем физической способностью летать, и это означает, что никакое вещество не в силах улучшить или подавить нашу несуществующую способность к полетам. Итак, некое вещество может повлиять на нас лишь в той степени, в какой мы обладаем физиологическим механизмом, восприимчивым к конкретному химическому воздействию
Например, общее воздействие новокаина — потеря болевой чувствительности, и это означает, что у нас должны быть болевые рецепторы, деятельность которых можно подавить. Так и тот факт, что психоделикам свойственно стимулировать у представителей различных культур опыт, который мы определяем как духовный, религиозный, мистический или трансцендентальный, означает, что у нас есть некий физиологический механизм, функция которого — порождать осознанный опыт определенного вида. Если бы у нас не было такого физического механизма, никакие вещества не могли бы вызвать у нас указанный опыт. В сущности, сам факт существования целой категории веществ, то есть молекулярных комбинаций, которые могут вызвать духовный опыт, говорит в поддержку предположения, что духовное сознание по своей природе должно быть физиологическим. В этом и заключается фундамент этноботанического довода против существования как духовной реальности, так и души.
11. «Духовный ген», или Биологическая программа религиозного поведения
«Идея о непосредственном, изначальном оповещении человека этим чувством — о его связи с окружающим миром — звучит столь странно, так плохо совместима с нашей психологией, что следовало бы предпринять генетическое исследование подобного чувства»{76}.
С поры, в которых природа противопоставляется воспитанию, почти так же стары, как сама наука психология: является ли поведение человека заученным или внутренне присущим ему? Если строгие бихевиористы считают наше окружение фактором, определяющим все наши действия и лежащим в их основе, то специалисты по генетике поведения усматривают в этих действиях влияние наших генов. Бесспорно, человека как один из видов животных сформировало сочетание двух взаимодействующих сил, однако чем больше мы узнаем о генетике и нейрофизиологии, тем лучше понимаем, насколько велико на самом деле влияние наших генов на наше восприятие, когнитивную деятельность, поведение и эмоции.
Предполагается, что из приблизительно 100 тысяч генов [25] человеческого организма «к функциям мозга имеют отношение 50–70 тысяч» {77} . Это количество свидетельствует о ключевой роли, которую геном человека играет в нашем нейрофизиологическом облике. Более того, «при рождении мозг ребенка содержит 100 миллиардов нейронов, то есть нервных клеток в нем примерно столько же, как звезд в галактике Млечный Путь» {78} . Между примерно 100 миллиардами нейронов, с которыми мы рождаемся, «уже существует более 50 триллионов связей (синапсов)» {79} . Все эти цифры говорят о следующем: еще до того, как у нас появляется шанс попасть под влияние окружающей обстановки, более 50 триллионов связей уже имеются в нашем мозге, и они неизбежно играют важную роль в нашем психологическом, эмоциональном, поведенческом и интеллектуальном развитии. Собственно говоря, наши гены оказывают настолько решающее влияние на поведение человека, что «ученые в настоящее время считают, что гены определяют около 50 % индивидуальных особенностей ребенка» {80} . Несмотря на то, что опыт является главным архитектором человеческого поведения, его фундамент, по-видимому, закладывают все-таки гены.
25
Последние оценки указывают, что геном человека состоит из гораздо меньшего количества генов, чем предполагалось ранее, — скорее из 34 тысяч, чем из 100 тысяч. Тем не менее мы можем по-прежнему предполагать, что по крайней мере половина наших генов участвует в создании нашего нейрофизиологического облика.
Разве невозможно с учетом всего вышеизложенного предположить, что наши гены играют определяющую роль в духовном и/или религиозном развитии? Согласно недавним исследованиям в области генетики, они действительно играют свою роль, причем немаловажную.
Два наиболее эффективных метода, которыми в настоящее время пользуется наука, изучая влияние генов на поведение, — «близнецовый» метод и метод исследования приемных детей. На примере приемных детей ученые наблюдают за поведенческими различиями и сходствами между генетически родственными индивидами, воспитанными порознь. Но еще эффективнее оказывается сравнение результатов исследований разнояйцевых (двухъяйцевых, или дизиготных) близнецов, растущих в приемных семьях, с результатами исследований однояйцевых (монозиготных) близнецов.