Бог из глины
Шрифт:
— Алло — повторила Надежда, напряженно вслушиваясь в какофонию звуков.
(Черт подери, что он там делает с этим треклятым буфетом?)
В трубке щелкнуло, и возмущенный голос матери ворвался в уши оглушительным криком:
— Надежда, я с тобой разговариваю, или нет?
Надежда подскочила от неожиданности, подобралась, словно по команде, и покраснела, поймав на мысли, что ведет себя, как дрессированная собачонка.
В какой-то степени так оно и было. Мать воспитывала ее в строгости. Лишнее проявление чувств являлось событием из ряда вон выходящим.
— Да мама, здравствуй…
В трубке наступила тишина, (Надежда представила, как мать дуется, не зная как начать беседу).
— Мама…
Недовольное сопение пополам с помехами. Шумел газовый обогреватель в библиотеке, Сергей что-то подбивал молотком, пытаясь починить буфет (или просто валял дурака), а Надежда вслушивалась в голос матери, чтобы не дай бог не пропустить ничего важного.
— … приедем, говорю…
— Что? Алло, алло… Мама?
Что-то скрипнуло в трубке, и гудки отбоя отдались в голове ровными звонкими уколами. Черт подери! Надежда по своему опыту знала, что нельзя относится к словам матери так легкомысленно. Тем более проявлять преступную пренебрежительность, когда инициатива в разговоре исходила от нее.
(Неплохо было бы перезвонить…)
В зале Сергей, наконец, подбил непослушную дверку, тщательно завернул шурупы и остался, вполне доволен полученным результатом. На самом деле он взялся за ремонт только для того, чтобы отвести подозрения Надежды относительно ценности этого буфета, для него. Нечего ей совать маленький любопытный носик, куда не следует, а в том, что так оно и есть, Сергей не сомневался ни на минуту. Пускай его прошлое остается с ним. Пока…а там будет видно. Маленький пузырек с белыми горошинами не ее забота. Ей-богу, не ее…
Он собрал инструменты и заглянул по пути в библиотеку. Надежда присела на краешек стола, и задумчиво царапала ногтем столешницу.
— Надь, я внизу. Пойду, отнесу инструмент.
— Умгу…
Надежда подождала, пока супруг протопает мимо, заставив на секунду всколыхнуться шторы, отделяющие библиотеку от узкого коридора, и нетерпеливо потянулась к телефону.
Словно почувствовав ее прикосновение, телефон вздрогнул и тут же разразился несмолкаемой трелью.
(Ага, это твоя мамочка соскучилась по своей дочери, и теперь с нетерпением ждет, чтобы отчитать непослушное чадо, которое осмелилось ответить непочтительным невниманием к своему законному родителю)
— Алло, мама, связь оборвалась…
— Конечно, оборвалась, толстая лживая сука — голос в трубке показался потусторонним, и нечетким, словно говорящий набил полный рот — ничего страшного, я еще доберусь до твоего жирного зада, уж мы покувыркаемся вдвоем — голос разразился противным кудахтаньем…
— Кто это, что вам надо? — Надежда почувствовала, как в груди что-то рванулось и упало на мочевой пузырь, на щеках выступила
— А то что? — продолжал глумиться голос — что ты можешь, сучка? Я буду трахать тебя так, что чертям станет тошно, и сперма будет стекать по твоим жирным ляжкам.
Надежда бросила трубку. Сердце билось как птица, в глазах набухли слезы. Какой-то шутник в полной уверенности в своей безнаказанности, решил поиздеваться над случайным собеседником. Она представила, как далеко, за тысячи километров, возможно в чужом, далеком городе, чья-то рука положила трубку на рычаг, и гримаса злобного самоудовлетворения на миг отразилась на злобном сморщенном личике неизвестного выродка.
— Да пропади ты пропадом, извращенец, и если ты, гниль, думаешь, что я буду переживать из-за каждого звонка, то глубоко ошибаешься, тварь!
Надежда решительно выдохнула и воровато оглянулась, на секунду представив, что Сергей застал ее за этими словами. Объяснять любимому мужу, что незнакомый голос предложил заняться (ха-ха-ха!) любовью, нет уж, увольте…
Телефон зазвонил вновь, отозвавшись в голове пронзительным телефонным эхом.
(Давай детка, мне не терпится рассказать, что я сделаю с твоими дряблыми ягодицами…)
Злость хлынула в душу, словно бурный поток, взломавший все преграды, выставленные на пути. Надежда схватила трубку, и заорала в бездушную тишину:
— Я не знаю, кто ты, тварь, но я тебя предупреждаю, если ты еще хоть раз, выблядок (ругательство выскочило из ее рта бойким отрепетированным чертиком, словно отлеживалось до поры до времени, в ожидании своего часа), позвонишь по этому номеру, клянусь богом, ты пожалеешь об этом мразь…
В трубке повисла тяжелая недоуменная тишина, и знакомый, до тошноты голос изумленно выдохнул
— Надежда, ты что?!!
Надя пошатнулась, чуть не уронив ставшую вдруг невероятно тяжелой трубку
— Мама? Это ты?
Тишина в трубке ширилась, (Надя представила, как мать собирается с мыслями, впервые столкнувшись с таким обращением, уже недолго ждать, когда первые морщины вновь сойдутся на широком лице, и капельки гнева упадут на ее голову), и затем разорвалась длинным несвязным монологом. Надежда с трудом успевала выхватывать отдельные слова из мутного потока фраз, из которых явственно складывалось искреннее недоумение по поводу воистину свинской неблагодарности отдельных представительниц дочернего племени.
Первые слезы показались на лице Нади, покрылась липким потом рука, сжимающая трубку телефона. Голос матери все вещал, обрушивая на голову дочери тонны слов.
Всхлипывая, шмыгая носом, Надежда пыталась разбавить причитания, доносящиеся из трубки (одновременно на той стороне провода, мать принялась плакать, размазывая по отвисшим щекам следы праведной обиды), своими слезами.
Когда Сергей, поднялся в библиотеку, жена рыдала как ребенок, комично подергивая нижней губой, вытираясь промокшим носовым платком, и насколько он понял потом из сбивчивых объяснений супруги, телефонная баталия закончилась ничьей.